был крайне осторожен в своих рекомендациях главе правительства. Он допускал, что лучше бы предложить царю отправиться на юг Франции или, на худой конец, в Испанию[947].

Действительно, Георг V попал в весьма двусмысленную ситуацию: фактически ему приходилось выбирать между спасением или оставлением в смертельной опасности очень близкого ему человека. Ведь на протяжении десятилетий он самым тесным образом был связан не только с Николаем II, но и с его семьей. К тому же не будем забывать, что Георг V и Николай II часто позировали перед фотографами в форме адмиралов, а бросать товарища в беде — позор у моряков. Георг V еще задолго до своего вступления на престол, как представитель короны, присутствовал в 1894 г. на бракосочетании Николая II с одной из кузин — принцессой Аликс. «Никки был сама любезность по отношению ко мне, — писал он тогда королеве Виктории из Санкт-Петербурга. — Он со мной все тот же милый мальчик, каким и был прежде, и делится со мной с полной откровенностью своими мыслями по любому предмету»[948]. И вот теперь монарх могущественной империи предает не только этого милого мальчика, но и свою обожаемую кузину и их восхитительных деток. Как такое немыслимое могло случиться?

Объяснить столь резкий поворот в поведении короля был призван все тот же Стамфордхем. И верный слуга не подвел, сочинил послание, суть которого, после всех словесных вывертов, сводилась к следующему: король и рад бы видеть дорогого кузена с семьей «не только по причине того, что между ними существуют родственные связи, но и потому, что император в течение 23 лет со дня наследования трона был надежным другом, а его страна верным союзником». «Со своей стороны, — продолжает Стамфордхем, — я хотел бы дополнить, что, если даже правительство публично заявит, что оно принимает на себя ответственность за приезд их императорских величеств, народ будет считать, что это сделано с целью прикрыть короля и снять с него ответственность»[949].

И тут Георгу V как-то очень вовремя подвернулся под руку военный министр Франции Поль Пенлеве[950], который положительно ответил на вопрос: согласна ли Франция предоставить убежище царской семье? Якобы и соответствующую телеграмму тут же отправили послу в Петроград с указанием передать это альтернативное предложение Милюкову. А потом все развели руками, поскольку «к тому моменту влияние умеренных кругов в России было уже подорвано». А во всем, оказывается, виноват сам царь, по причине «своей фаталистической слепоты» не увидевший «приближающуюся опасность»[951].

Император Всероссийский Николай II и король Великобритании Георг V. Берлин. 1913. [Из открытых источников]

Однако данная версия противоречит документам. Так, отвечая на частный запрос лорда Хардинга от 17 апреля 1917 г. о возможности получения для царской семьи пристанища во Франции, посол Берти «категорически исключил такую возможность». «Императрица, — писал он, — не только немка по рождению[952], но и по своим убеждениям. Она сделала все возможное, чтобы добиться взаимопонимания с Германией. Ее считают преступницей или преступной лунатичкой, а экс-императора — преступным элементом из-за его слабости и подверженности ее наущениям»[953].

Ах, не успели. Хотя царскую семью только в августе отправили в Тобольск. А в Екатеринбург 15 апреля 1918 г. Через год после упомянутой переписки!

Но зачем лицемерить? Французский посол М. Палеолог совершенно определенно признает, что уже в августе 1916 г. он прямо, без обиняков обсуждал с русскими аристократами не только возможность отстранения царя от власти, но и его убийства! Итак, за столом главный представитель союзной державы в России и не последние люди в империи:

— Чего вы хотите, господин посол!.. При системе самодержавия, если монарх сходит с ума, то ничего не остается, как убрать его с пути!

— Конечно, — подтвердил я, — цареубийство является необходимым исправительным средством в системе самодержавия. В том смысле, что оно почти может быть названо принципом общественного закона[954].

Нет, французский дипломат, имеющий право выражать официальную позицию своего правительства, не призывал прямо русского подданного убить собственного монарха, но подсказывал такую возможность, заранее давая понять, что подобный поступок может найти полное понимание у демократически избранного руководства Французской Республики. После этого он с легким сердцем встречался с монархом, обедал с ним и искренне заверял его в своем глубоком уважении. Большую степень цинизма трудно себе и представить.

Безусловно, крайне негативную роль в склонении короля к предательству сыграл и неоднократно упоминавшийся лорд Стамфордхем, который, по свидетельствам историков, имел на Георга V огромное влияние. Ведь это именно он придумал маневр с отречением короля от своих немецких корней и даже название для династии — Дом Виндзоров[955]. А чтобы уцелеть, надо действовать быстро и решительно: отрешиться не только от германского прошлого, но и от родственников из этого своего прошлого.

Императрица же до последнего не теряла надежды на помощь родственников. Она пишет 10 декабря 1917 г. в очередном письме, тайно вывезенном из заточения в Тобольске, своей подруге А. А. Танеевой (Вырубовой), кстати, по-английски: «Никаких известий из моей бывшей родины и Англии?» И далее тут же: «Полная надежда и вера, что все будет хорошо, что все это худшее и вскоре воссияет солнце. Но сколько еще крови и невинных жертв?! Мы боимся, что Алексея маленький товарищ из Могилева был убит, так как имя его среди маленьких кадетов, убитых в Москве. О Боже, спаси Россию! Это крик души и днем и ночью — и все в этом мире для меня — только не этот постыдный ужасный мир…»[956]

Мне лично совершенно очевидно, что, рассказывая о мальчике-кадете, императрица прямо дает понять о той смертельной угрозе, которая нависла над наследником. Она все еще надеется. Но в Лондоне уже все решили: они больше не интересны ни Георгу V, ни Ллойд-Джорджу, ни (а это, может быть, главное) — Казначейству. «С этого момента Великобритания фактически бросила Романовых»[957], — без всяких увиливаний и оговорок пишет Корин Холл. Можно, конечно, перевести и более прямолинейно: «Великобритания „кинула“ Романовых». И это было бы по существу точнее!

Фактически от них отвернулись все эти суровые британские короли и выдающиеся политики, все, кроме Виктории Баттенберг, старшей сестры государыни, с июня 1917 г. — Милфорд-Хейвен. Эта мужественная женщина — супруга адмирала Баттенберга (да, именно того адмирала, который встречал царскую яхту в море на крейсере «Инвинсибл») и мать принца Джорджа Баттенберга, племянника Николая II, — осталась единственной родственницей, по-настоящему беспокоившейся о своих племянницах, племяннике, сестре и зяте. Как утверждают биографы семьи, Виктория Баттенберг была по натуре человеком очень умным, решительным и готовым действовать с полной уверенностью в своих