Было это в конце апреля. Валентина приехала, чтобы забратьОлега в Лысково, и когда Тамара вернулась домой, они уже сидели на кухне,азартно резались в подкидного и пили чай с домашним пирогом.

Тамара изобразила улыбку, хотя настроение у нее сразуиспортилось. Во-первых, она ждала Валентину только завтра, а сегодняшний вечернамеревалась провести с Романом. Теперь на этих замыслах придется поставитькрест, и еще надо будет улучить минуту оторваться от вездесущей золовки ипозвонить в мастерские, где был общий на всех аппарат, предупредить, что непридет, а потом мучиться догадками, где и с кем он проводит вечер, а можетбыть, и ночь. Во-вторых, она ненавидела карты вообще, а игру в дурака – вособенности. Ей самой всю жизнь не хватало времени, и пустая трата этогодрагоценного времени другими людьми казалась Тамаре непростительнымрасточительством. В-третьих, придется есть этот Валентинин пирог: слишкомжирный, слишком тяжелый, с острой мясной начинкой. Пирог этот потом долго будетлежать комом в Тамарином чувствительном желудке. В-четвертых… в-четвертых, уТамары всегда непроизвольно портилось настроение, когда она видела сына. Нуничего она не могла поделать с собой, особенно после того, как обнаружила тукартонную коробку с портретом Валерия и письмами Олега к нему!

Но чему научилась Тамара Шестакова в этой жизни, так этоумению виртуозно скрывать свои чувства от неприятных ей людей. Поэтому онарасцеловалась с Валентиной и чмокнула в щеку Олега, не забыв привычнопоинтересоваться, как прошел его день, и привычно не услышав ответа. Потом налиласебе остывшего чаю, отрезала такой тоненький, насколько позволяли приличия,ломтик пирога и уселась на другом конце стола, со снисходительной (это ей такказалось, а на самом деле – кривой, кривее некуда!) улыбкой поглядывая накартежников. В одном ей повезло: Олегу, похоже, надоело проигрывать, и онсмешал карты.

– Ну, вот! – обиделась Валентина. – Как тетка вдураках – это пожалуйста, а как сам – тяни назад, да? А я ведь все твоимухлеванья вытерпела, все твое жульничество.

– Жульничество! – хмыкнул Олег. – Скажешь тоже.Что я, шулер какой-то?

– Пока только мухлевщик, но дай тебе волю, настоящим шулеромстанешь. Хитрый ты! Сразу видно, что ты хитрый. Знаешь, какое есть правило длякартежников? С рыжим играть не садись – обманет. И с разноглазым не садись,потому что он все карты насквозь видит.

– Да ну, – отмахнулся Олег. – Я же проигрываю всевремя, сама говоришь. При чем тут мои глаза?

– А вот при том, – сделала загадочное лицоВалентина. – При том, что они опасные, ох, опа-асные!

Олег покосился на нее, покраснел и засмеялся. Валентина –тоже. Они явно думали об одном и том же, и Тамара почувствовала легкоераздражение, что не понимает, о чем речь.

Но Валентина была не тем человеком, который долго храниттайны.

– У нас в Лыскове, – начала она загадочным шепотом, –есть одна девчонка. За ней полгорода парней табуном ходит, а она как увиделаОлежку в прошлом году, так им всем от ворот поворот дала. И всю зиму емуприветы передавала, а сейчас, услышав, что он скоро приедет, так и запрыгала. Яей говорю: Аннушка, ну что ты в этом городском тихоне нашла? – Валентина слюбовью поглядела на племянника, который неумело делал вид, что ему вообщеплевать на все ее слова. – А она мне: у него глаза разные. Он на меня какпосмотрит этими глазами, у меня прямо ноги подкашиваются… Редкостные у негоглаза, говорит!

– Чудо природы, – с иронией, за которой скрываласьгордость, кивнул Олег. – Меня в классе так и зовут: разноглазое чудоприроды.

– Нет, а правда, почему так бывает? – вдругзаинтересовалась Валентина. – У тебя, Тома, глаза карие, у Валеры былизеленые, а у Олежки серый и темно-синий.

Тамара усмехнулась – тогда ей еще удавалось иногдаподсмеиваться над своим прошлым:

– Все очень просто. Ты забыла, Валя: у Валерия глаза были незеленые, а такие серо-зеленоватые, переменчивые. Вот Олег у него и взял этотсерый цвет. А синий – ну, не знаю. Наверное, смешалось серое, зеленое,темно-карее… Кстати, у моего отца были очень красивые синие глаза, может, егогены выскочили?

– Наверное, – согласилась Валентина и всплеснула руками:– Нет, это не дело! Кто ж пирог с мясом ест холодный да с остывшим чаем?Немудрено, что у тебя потом желудок болит! Давай-ка в духовку пирожок,быстренько, и чайку подогреем. Мы с Олежеком тоже еще по кусочку употребим,правда, разноглазенький?

Разноглазенький племянник охотно согласился, и Тамарепоневоле пришлось чаевничать с ними чуть не до полуночи.

Этот разговор как-то забылся, а сейчас вдруг ни с того ни ссего всплыл в памяти.

Да…

Почему Олег родился с разными глазами? А почему рождаются трехцветныекотята? Все по одной и той же причине.

Тамаре вдруг захотелось выпить. Может быть, забудется и тадавняя беседа, и сегодняшняя, с Чужаниным?

Подошла к холодильнику, но налила не «Мозельское», котороепредпочитала раньше всем винам, а холодную водку. Мысленно чокнувшись сРоманом, который и приохотил ее к «Нижегородской», выпила сразу полстакана ипотянулась закрыть форточку: вдруг понесло таким холодом!

Клуб ветра ворвался в комнату, острый, смешанный запахсирени и полыни – невообразимое сочетание. И, словно кто-то раздвинул передглазами Тамары завесу, она отчетливо увидела нависшее над собою потное Шунькинолицо. Оно было красное, набрякшее от напряжения, и ресницы от пота казалисьособенно черными, а сосредоточенно прищуренные глаза… Тамара даже тогдазаметила это: прищуренные глаза у Шуни были разными: один темно-синий, а другойсеро-голубой.

«А может, мне вообще будет теперь везти только ночью?» –усмехнулся Юрий, берясь за роскошную ручку столь же роскошной двери, за которойскрывалась редакция незабвенного «Губошлепа».

Ну что ж, ночью – оно, конечно… очень даже!.. – однакодень пошел с проколов и провалов, и конца им пока не предвиделось. Началось стого, что Варвара Висильевна застукала их с Алёной, спящими в обнимку. Бабулянаправилась по своим утренним делишкам и не могла обойти взором такую картину,осквернившую ее монашеский диванчик. Почему-то она ничего не сказала и даже нестала их будить, но они сами проснулись, увидели бабку в ванной, куда нельзябыло попасть, минуя комнату…

Алёна соскочила с дивана, пряча глаза, и Юрию стоило великихтрудов добиться, чтобы она опять начала разговаривать с ним, не отводя взглядаи не зажимаясь. Баба Варя вела себя более спокойно, не упрекала, не намекала,но сам факт, что их видели…