Чаша была золотая! Каждый день во дворец приходят вереницы посланников с дарами для султана.

Посланники приезжают из величайших дворов Европы, из Франции, Венеции и России, но Великолепным они все называют султана, а не своих правителей. Дары передаются главному хранителю, и их такое несметное количество, что султан увидит далеко не все. По подаркам видно, насколько поклоняются ему дарители. В основном я знаю об этом лишь по слухам, но собственными глазами видел изумруд размером с яйцо. Бриллиантов здесь как песка под ногами султана, а в его карманах всегда достаточно асперов и золотых монет, чтобы раздавать их своим подданным. Пажам, в обязанности которых входит раздевать султана перед отходом ко сну, разрешается оставлять себе все, что ему оказывается не нужно. Я бы от такой работы не отказался.

Жизнь в серале продумана до мелочей, и вся вращается вокруг своего центра – Великого Господина, каждая прихоть которого исполняется, а желания предвосхищаются и удовлетворяются еще до того, как он успел чего-либо пожелать. Каждый день ему приносят свежайшую воду из источника в холмах над Эюпом, а охраняют султана янычары. У него есть податель маринадов и хранитель королевского подноса, чья единственная задача – подавать падишаху серебряную ложку. Есть точильщик ножниц и хранитель платьев, главный мастер тюрбанов и хранитель орнаментов имперского тюрбана. Эти пажи, к коим, возможно, присоединюсь и я, когда-нибудь станут министрами, визирями и бейлербеями – и каждый будет владыкой в своем царстве. Их так много, всех и не перечислить: мастер салфетки, пажи, которые стоят у постели султана с зажженными свечами в руках, чтобы не дать наемным убийцам напасть на падишаха во сне. Есть те, кто охраняет его сон и следит, чтобы ночью простыни на его ложе никогда не сминались. У них нет никаких других занятий, кроме как следить за тем, чтобы его величество никогда не ощутил ночной прохлады. В один прекрасный день, если я буду хорошо писать и учиться метафизике и геометрии, то удостоюсь чести собственноручно поднести Властителю Времени какое-нибудь изысканное яство. Пока я вижу его только издали – словно проплывающее по небу облако. Если падишах идет в нашу сторону, тут же раздается тихий свисток – сигнал, что нам следует спрятаться и не обременять взгляд султана своей заурядностью.

Конечно, у султана есть главный повар и контролер масла. Только у главного кондитера здесь четыреста подручных и пятьдесят дегустаторов, которые следят за тем, чтобы уста султана не осквернил яд. Бесчисленные сотни поваров кормят всех, кто живет здесь – в центре правления, учебы, закона и религии – в саду Аллаха, в центре мира. Одной рукой (и с помощью трехсот подручных) бостанджи-баши, главный садовник, следит за цветами и кустарниками, а другой держит ятаган государства, которым без промедления срубает головы предателям и возмутителям спокойствия. Головы бросают в кипяток, просаливают и вывешивают на ворота, через которые проходит Цветок империи. Так устроен сераль Сулеймана: сверху – кровь, снизу – шелка.

Здесь можно найти кого угодно, лучшие мастера своего дела с достоинством трудятся на благо империи: доктора и философы, астрологи и зодчие, плотники и разносчики воды, пилильщики и конюхи. Сулейман – отец всем нам.

Помимо остальных предметов, я обучаюсь еще и ремеслу. Здесь так делают все, от пажей до янычар. Это османская традиция, хранящая нас от тягот. Даже у султана есть ремесло: он золотых дел мастер. Я решил стать резчиком по дереву. Мне дают экзотические породы дерева со всех уголков земли, и я вырезаю подставки для Корана из атласного дерева с Цейлона, миниатюрные галеры из ароматного сандала. Моя лучшая работа – это резные настенные панели, на которых я вырезал тугру – печать султана. Мне доставляет удовольствие, что они очень ценятся. Мне сказали, что одну из них повесил в своем дворце сам великий визирь. Обожаю запах стружки и ощущение от острых инструментов в руках. Из мастерской открывается потрясающий вид на море. Я вижу настоящие галеры, бороздящие Мраморное море по поручениям султана, и они подогревают мое желание когда-нибудь стать командиром корабля. И когда этот день настанет, все станут звать меня капитаном, реисом.

Аша-реис. Как приятно это звучит!

В стойлах дворцовых конюшен стоят сорок любимых жеребцов падишаха, а также кони его пажей и визирей, с которыми он упражняется в верховой езде или отправляется на охоту. Есть лошади, выращенные, чтобы мчаться как ветер, а есть лошади боевые. Здесь есть быстроногие арабские скакуны, мощные ахалтекинцы, ловкие кабардинцы и благородные персидские породы. На последних ездят акынджи. Это легкая кавалерия султана, сеющая ужас в сердцах его врагов. Этим коням живется лучше, чем любому простому мальтийцу. За каждым ухаживают несколько конюхов, он ест отборное зерно из обтянутого бархатом ведра, уздечка украшена драгоценными камнями, чепрак расшит сапфирами, а стремена – из чистого золота. Они никогда ни в чем не нуждаются.

По праздничным дням я видел удивительных существ, которых называют слонами. Величиной они больше нашего дома и легко могут раздавить человека одной ногой, при этом нравом они смирные, как косули. У них длинные серые носы, обхватом с мою грудь, и они прыскают из них водой! А еще есть жирафы – желтые животные с длинными шеями таких гигантских размеров, что могли бы выглядывать из-за стен крепости Сант-Анджело! Клянусь, Мария, это правда! А еще тут есть львы и другие чудные звери, которые умеют делать разные фокусы, – например, голуби с жемчужными браслетами на лапках выполняют разные кульбиты в воздухе для услады глаз султана. Кроме соколов и ястребов, для охоты используют и сов, надевая на них опутинки из кожи и шелка. Я не рассматривал их испражнения, но думаю, что там можно найти аметисты и рубины.

Я бы мог несколько недель кряду писать тебе о разных чудесах, хотя собственными глазами видел лишь малую толику. Кажется, будто Аллах – то есть Господь Бог – решил сотворить рай на земле и оставил ключи от рая султану. Когда мы с тобой разлучились, поначалу я был в отчаянии, я и до сих пор мечтаю о том, чтобы обнять тебя, но сейчас я нахожусь на коленях Сулеймана, а бывают места и пожестче.

Близится рассвет. Да хранит тебя архангел Джабраил! Не сомневайся, что скоро я напишу еще, если будет на то воля мироздания и главы белых евнухов.

Глава 22

– Дом Османов повелевает всем живым и мертвым. Несет добро и противостоит злу. Ваше дыхание, ваше тело, ваша жизнь принадлежат ему. Султан – ваш отец и защитник! – Голос Искандера гремел над шеренгами пажей.

Одетый в великолепные шелка и кожу, он восседал на крепком ахалтекинце и слыл непревзойденным воином, образцом боевой славы, красоты и дальновидности османов. Оливковая кожа, рельефные мышцы, орлиный нос и навощенные, лихо закрученные черные усы, высокие скулы и холодный как сталь взгляд черных глаз. Он распоряжался жизнью и смертью двадцати пажей, которые восхищенно смотрели на него, не сводя глаз со своего лалы, наставника и учителя, внушавшего им неподдельный ужас.

Остальные лалы тоже ездили перед своими отрядами, произнося схожие речи, готовя своих пажей к играм, которые вот-вот должны были начаться. Слова Искандера Нико знал так же хорошо, как первую суру Корана, потому что наставник постоянно повторял их. Конь Искандера бил копытом и грациозно гарцевал туда-сюда, словно подчеркивая каждое сказанное хозяином слово.

– Ради вашего отца-султана я научу вас бегать быстрее ветра, драться яростнее дьявола и служить как проклятые, – говорил он. – Или научу вас умереть в попытках сделать все это.

Сегодня должны были состояться те самые опасные игры, и все пажи знали, что кому-то из них действительно, возможно, предстоит умереть.

Да, Искандер научит их не только жить, но и умирать. Он был обучен всем премудростям дворцовой жизни: умел играть на скрипке и тростниковой флейте, мог подшить шелковое платье и приготовить обед из семи блюд. Он обучал своих учеников искусству ведения хозяйства во дворце и боевым искусствам на поле брани: борьбе и стрельбе из лука, владению мечом и стрельбе из ружья. По каждому из этих предметов у них были отдельные преподаватели – цвет империи, лучшие из лучших, – но обучение всегда происходило в присутствии лалы.

Искандер никогда не заводил шашней со своими пажами,