Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня на руинах Ипподрома, гигантского стадиона, построенного Септимием Севером, еще кому-то будет суждено покинуть школу, если они не отличатся на поле брани в том самом месте, где когда-то император Константин и шестьдесят тысяч его подданных наблюдали за гонками на колесницах и публичными казнями, куда иногда приходил сам султан и восседал на троне из лазурита, чтобы посмотреть, как его величайшие воины соревнуются в умениях и силе. Сегодня двум командам пажей из школы Эндерун предстояло соревноваться в мастерстве. Одна команда была подпоясана красными кушаками, другая – зелеными, а судить их собирался сам ага янычар. Он сидел под шелковым навесом рядом с Кызляр-агой, начальником школы Эндерун. Оба мужчины обладали огромной властью, но были разительно не похожи друг на друга: закаленный в боях, загорелый жилистый воин и округлый, белокожий, склонный к полноте евнух.
По обе стороны павильона столпились зеваки. Воины заняли лучшие места. Кроме янычар, там были пейки, пешие гвардейцы, сипахи, кавалеристы, и солаки, лучники султана. Они были одеты в золотые одежды и позолоченные головные уборы, атласные шапочки и стеганые тюрбаны. Опытные воины собирались хладнокровно оценивать мастерство пажей и тайком делали ставки. За воинами стояли члены гильдий и торговцы, в чьих кошельках тоже звенело заготовленное для ставок серебро.
– Война не знает пощады, – сказал своим пажам в красных кушаках Искандер. – Война разрушает. Однако в ней есть экстаз, не сравнимый ни с чем другим в жизни. Тот, кто умирает на поле битвы, держа собственные кишки в руках, и знает, что погибнет в битве во имя Аллаха, станет танцевать на собственной крови, потому что скоро окажется в раю рядом с пророком! Однажды каждый из вас умрет за Сулеймана, сына Селим-хана, сына Баязид-хана, сына Мехмед-хана, завоевателя этого города, который невозможно завоевать! Во имя Сулеймана, величайшего из султанов, вы, собравшиеся здесь сегодня, однажды отправитесь на завоевание всего мира! Аллах велик! – воскликнул он, потрясая над головой знаменем отряда.
Скакун под Искандером встал на дыбы и забил копытами в воздухе.
Охваченные общим безумием, пажи красной команды, среди которых был и Нико, хором закричали в ответ:
– Аллах акбар!
На другом конце Ипподрома команда зеленых тоже закричала:
– Аллах акбар! Аллах акбар!
Услышав этот крик, Искандер поскакал в их сторону, его зеленый кушак развевался на ветру. Лала имел обыкновение сражаться против собственных пажей, чтобы лично проверить их слабые места.
Команды собрались на противоположных концах Ипподрома: красные – у порфирового обелиска Феодосия, которому было более трех тысяч лет и который привезли сюда из египетского города Гелиополиса, а зеленые у витой колонны из трех переплетенных бронзовых змей. Их огромные головы когда-то поддерживали золотой треножник, стоявший в храме Аполлона в Дельфах, – одно из сокровищ античного мира. Его привез сюда император Константин, чтобы украсить и восславить Константинополь, свой Новый Рим.
На поле между ними виднелись остатки стены, на которой когда-то стояли огромные статуи. Стена заканчивалась пилонами, отмечавшими места поворота для колесниц, участвовавших в бегах. Сейчас от стены остались лишь развалины, обломки мраморных колонн, жалкие останки славы былых дней. Бóльшую часть камня увезли с Ипподрома и использовали для постройки новых величественных зданий османского Стамбула. Ареной для игр, в которые играли османы, – важных игр – стали не стадионы, а весь мир. И вот на этих руинах былой славы пажам и предстояло сойтись и сразиться за честь стать теми, кто принесет новой империи славу в будущем.
Нико и его друзья нервно готовились к началу. Пажам выдали нагрудные доспехи из плотной кожи и латуни, шлемы с наносником и тяжелые дубовые копья, примерно в два раза превышавшие их собственный рост и толщиной с запястье. Концы были притуплены и обернуты тканью, чтобы на играх не было много смертельных исходов, однако эти предосторожности не всегда помогали.
– Я есть хочу, – проворчал Шабух, худой болгарин, которого, казалось, может унести ветром. – Можешь мне доспех затянуть?
– Да ты все время есть хочешь, – отозвался Нико, затягивая кожаные ремни под мышками Шабуха, а потом поднял руки, чтобы друг сделал то же самое с его доспехом.
– Тоже правда, но вот зачем ага устроил игры во время Рамадана, когда мы постимся и у нас сил нет, чтобы отлить, не то что на драку?!
Сегодня был последний день девятого месяца по лунному календарю. В течение этого месяца нельзя было ни есть, ни пить с рассвета до заката. Поэтому сил у всех пажей было немного. Кызляр-ага выбрал день проведения игр именно так, чтобы проверить, на что способны его пажи в таком состоянии.
– Ну лучше бы тебе найти силы отлить на Титуса, – вмешался здоровяк Насрид, македонец, у которого шея была в обхвате как талия Шабуха. – Он сегодня играет за зеленых, а на коне он сам дьявол!
Титусом звали албанского пажа, самого сильного воина среди всех мальчиков. Он быстрее всех бегал, лучше всех стрелял из лука и всегда побеждал в борьбе.
– Он наверняка набросится на тебя, Шабух, потому что ты самый хилый, а первая кровь – самая сладкая!
– Самая сладкая – последняя кровь, – спокойно ответил Шабух, – если поедем вместе, то вместе одолеем его.
Нико тоже чувствовал слабость от голода, но живот у него сводило не поэтому. Он уже однажды участвовал в этих играх, через год после того, как попал во дворец. В тот раз он сломал ногу, но дело было не в физической боли, а в унижении. Вот чего Нико боялся больше всего и сейчас – не боли, а поражения. Нико до смерти боялся упасть в первом же раунде или даже в первых трех.
– Повезло тебе, что скачешь на Муджахиде. – Насрид одобрительно посмотрел на коня Нико. – Этот мальчик достоин императора! Вот только с наездником ему сегодня не повезло!
– Надеюсь, ты прав, – ухмыльнулся Нико.
Он еще никогда не садился на Муджахида, великолепного гнедого персидского скакуна. Пажам все время давали ездить на разных лошадях, чтобы они научились лучше чувствовать животное и умели управляться с любым. Нико погладил ноги коня, проверяя колени и берцовые кости, бабки и копыта. Насрид прав. Муджахид действительно был великолепен.
Ласково разговаривая с конем, Нико протянул ему пригоршню сладкого редиса, который сберег специально со вчерашнего обеда. Вообще-то, Нико собирался украдкой съесть его сам, но решил не нарушать уразу, соблюдаемый в Рамадан пост. Муджахид очень деликатно взял редис с его ладони, и Нико подумал, можно ли лошади нарушать уразу и есть в течение дня, но потом вспомнил, как конюх рассказывал, что этот мерин был захвачен с французского галеона среди дюжины собратьев.
– Значит, ты, Муджахид, тоже евнух, – сказал он. – Но добрый христианин. Ешь, ешь, друг мой, – тихо бормотал Нико, глядя, как Муджахид тычет мордой в его ладонь, прося еще лакомства. – Лети как стрела, – прошептал он, гладя коня по морде, и Муджахид тихонько заржал, натягивая поводья и показывая всаднику свою готовность.
Загудели трубы, и пажи запрыгнули в седла.
Нико стоял в линии красных и с тревогой смотрел на агу янычар. Тот держал в руках чевген, посох с кистями из лошадиного волоса и цепочками с колокольчиками. Когда они зазвенят, начнется стремительная и беспощадная игра.
Цель игры проста: метнуть копье в голову, лицо, спину или грудь противника и сбить его с коня. Выигрывает та команда, игрок которой последним останется в седле. В этой игре все методы были хороши, а правил почти не было. Копья можно было использовать на свое усмотрение. Вдоль поля выстроились в ожидании санитары-носильщики.
Постепенно на Ипподроме воцарилась тишина.
– Ну, с Богом! – шепнул Нико Насриду и Шабуху, наклонился вперед и похлопал Муджахида по шее.
Незаметным движением ага