— Может, у тебя и у Турид был один и тот жепротивник? — Он откровенно смотрел на нее.

Илсе ответила удивленным взглядом. Он видел,что она затаила дыхание, шнурок на шее лежал неподвижно.

— Моя мать — достойный противник, — объяснилон. Она почти незаметно потерла большой и указательный пальцы.

— Ты приехал сюда, чтобы привезти ключ иличтобы сообщить мне об этом?

— И для того, и для другого.

— И какого же ответа ты ждешь от меня?

— Правды. Ничего не случится, если я узнаю ее.

— Правда у каждого своя.

— Я хочу услышать твою.

— Ты не имеешь права требовать ее от меня.

— Знаю. Но и такой ответ — тоже ответ, —сказал он, не сводя с нее глаз.

Она улыбнулась. Ее спокойствие раздражало его.

— А ты готов выслушать эту так называемуюправду? — спросила она, пустив к потолку струю дыма.

— Думаю, готов, — сказал он и затушил впепельнице сигарету. Горм слышал собственное дыхание и чувствовал, как у негонапряглись мышцы лица, наконец он нашел точку, на которой мог сосредоточитьвнимание. Впадинку между носом и губой Илсе Берг.

— Это ты помогла ему привязать камень? —спросил он. Тишина стучала в виски. Затем Илсе откашлялась.

— В каком-то смысле, — хрипло сказала она. —Может быть. Во всяком случае это не то, за что я могла бы предстать передсудом.

Теперь ее лицо было бледным. Когда она всталаи положила дымящуюся сигарету в пепельницу, Горм подумал, что сейчас она уйдетиз комнаты. Взяв свою кепочку, которая лежала на стуле, она медленно вертела еев руках, с вызовом глядя на него.

— Ты была здесь? — спросил он.

— В тот день — нет. Накануне.

— И что же случилось, когда ты была здесь?Прежде чем ответить, она оглядела комнату.

— Он сказал мне, что собирается развестись.

В камине вспыхнул огонь, но только намгновение. Потом пламя опять начало спокойно лизать березовые дрова.

— Это было в первый раз?

— Нет. Но я и на этот раз отказалась.

Горм хотел было сказать, что именно об этом имечтают такие женщины, как она, но не сказал.

— Я бы этого не вынесла, — сказала она.

— А другое? Другое ты вынесла?

Он скорее чувствовал, чем видел ее волнение.

— Мне трудно говорить об этом в доме. Давайпройдемся? — Голос ее звучал не совсем уверенно.

Когда они пришли на берег с остатками еды,чайки встретили их радостными криками.

Илсе показала Горму свою лодку. Она была вобразцовом порядке, все сверкало и блестело. Внизу в каюте Горм начал листатьлоцию, в которой были отмечены все навигационные знаки на фарватере, Илсе темвременем проверила швартовы.

— Красивая лодка, — признал он, когда онаспустилась в каюту. Он провел рукой по красному дереву, осмотрел медные части,чувствуя, что она следит за ним глазами.

— Он бывал на этой лодке? — спросил Горм,повернувшись к ней спиной.

— Нет, это новая лодка. — Голос выдал, что онанасторожилась.

Их разделял стол. За окном на небе виселакруглая луна, окруженная облаками. Чайки еще кричали. У него в голове всплылакартина из детства. Мерцающие зеленые мели с темными пятнами в глубине.

Не отрывая глаз от навигационных знаков,отмечающих узкий фарватер, Горм спросил:

— И никто не догадывался о ваших отношениях?

Она откинула голову, и в тусклой темноте онувидел, как она закрыла глаза.

— Откуда мне знать? Твоя мать, должно быть,догадывалась. Как ты думаешь? — Глаза ее открылись, и она беспомощно посмотрелана него, как будто он должен был ей ответить.

Он вспомнил обрывки родительских разговоров.Важные встречи и работу отца. Его исключительную мягкость. Короткие объяснения,не предполагающие возражений. Его спину, направлявшуюся к выходу. Взгляд материна эту спину. Словно она кидала веревку, которая никогда не достигала его. Апотом: упреки, причуды, заботливость, обрушивающиеся на него, Горма. С силой,от которой у него не было защиты.

— И долго это продолжалось? — спросил он.

— Мне было восемнадцать, когда все началось. Идлилось до последнего дня накануне его смерти, когда я хоть и с тяжелымсердцем, но порвала с ним.

— Восемнадцать! Мне тогда было девять, и яполучил в подарок велосипед.

Он сразу увидел ее перед собой. Руфь. С рукойна звонке велосипеда. И свое чувство, когда мальчики увезли ее на еговелосипеде.

— О чем вы говорили? — спросил он. Оназадумалась.

— О природе. Об отпуске. Мы много играли.Смеялись.

— Смеялись? С отцом? И в какие же игры выиграли? — спросил он.

— Ты спрашиваешь с иронией?

— Нет, с ревностью. Он редко играл со мной. Яего совсем не знал.

— Думаешь, я знала его лучше?

— Боюсь, что так.

Волна, поднятая прошедшим вдали судном,закачала лодку. Мягко зашуршали кранцы. Тела Илсе и Горма подчинилисьмедленному ритму качки, которая вскоре прекратилась.

— Мне очень жаль, — сказала она. -т- Не стоит,это уже другая история.

Она вопросительно глянула на него ипродолжала:

— Он был очень изобретателен. Вечно что-то придумывал.Когда мы путешествовали, например. Он столько всего знал. О городах, в которыхмы бывали. У него был богатый жизненный опыт. Я не уставала восхищаться им.Особенно вначале. И еще он был необыкновенно заботливый. Нежный.

Горму показалось, что она сейчас заплачет. Ноона засмеялась. Тихим, кудахтающим смехом. Она была бледна.

На полу валялась заколка для волос. Маленькаяпластмассовая ромашка. Не похоже на Илсе Берг. Или как раз похоже?

— Он научил меня всему, что нужно знать оморе, о волнах, как вести лодку при зыби, — продолжала она. — Мы ходили настарой... Кстати, где она теперь?

— Продана, — коротко ответил он.

Илсе несколько раз вздохнула, как будто хотелачто-то сказать, но передумала.

— Как ты узнала о его смерти? — спросил ончерез некоторое время.

— Прочитала в местной газете. А ты?

— Получил телеграмму. В сочельник. В Тихомокеане.

— Как ты ее воспринял? — тихо спросила она.

— Я ничего не понял. Но почувствовал себявиноватым.

— Ты? Почему?

— Наверно, переоценил его отношение к себе. —Горм жестко рассмеялся. — Ведь я в некотором смысле бежал из дома.