Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По вечерам, ложась на верхнюю кровать, она,молитвенно сложив руки, думала о Майкле и бабушке. Бабушке и Майкле. Им она —маленькая, упрямая девочка — доверяла свои заветные мечты.
Но в ночном поезде по пути домой с нею былГорм. Колеса пели в свободном ритме. Он донага разделся перед ней. Особеннонагими были его глаза.
* * *
В тот день, когда она вскрыла письмо и прочла,что ее приняли в Академию, она положила остальную почту в холодильник и досталаоттуда печеночный паштет. Паштет покрылся корочкой. Руфи пришлось взять чайнуюложку, чтобы соскрести ее.
Когда банка была пуста, она открыла банку смакрелью в томате. Любимое лакомство Уве. Покончив с макрелью, Руфь приняласьза козий сыр. Он был безвкусный, но жег язык. Съев половину сыра, она сталаразглядывать на нем отпечатки своих зубов, и ей стало смешно.
Она положила сыр обратно в холодильник иобнаружила там три счета, которых даже не открыла. И тут она заплакала, громковсхлипывая.
Как прошел конец дня, Руфь не помнила, но,очевидно, он ничем не отличался от всех остальных. Вечером, в ванной, онаувидела, что давно не стригла ногти и они сильно выросли. Она взяла ножницы икоротко их обстригла.
В следующий раз я буду стричь ногти уже вОсло, подумала она.
Илсе Берг встретила их в строгом темно-синемкостюме с шарфиком в вырезе жакета.
Им подали кофе и витой хлеб, а она темвременем с несомненной самоуверенностью излагала им свои соображения. Из ееанкетных данных Горм знал, что ей тридцать восемь лет.
Она охотно займется делом «Гранде & К°»против коммуны, это будет ее первое дело в родном городе. Она возвращается наСевер в середине ноября. Темные, подстриженные по уши волосы. Просматриваяпринесенные Гормом бумаги, она каждый раз надевала большие очки в темнойоправе. От этого она казалась старше и недоступнее.
Горм заметил, что Илсе не приняла легкий,граничащий с флиртом тон Турстейна, однако не поставила его на место. Онаобращалась к тому из них, кто говорил, отвечал и задавал вопросы.
— По-моему, вы работали у нас, когда учились,во время ваших каникул? — спросил Горм.
— Верно. Кажется, мы с вами несколько развстречались?
— Да, я помню.
Турстейн спросил, почему она решила вернутьсяна Север, прожив столько лет в Осло. Она ответила деловито: ей давно хотелосьиспробовать свои силы в самостоятельной работе, а тут ей сообщили, что в ееродном городе требуется адвокат по личным делам.
— Значит, не по личным причинам? — попробовалсострить Турстейн.
— Если человек добровольно меняет место работыи жительства, то, мне кажется, это всегда имеет более или менее личную причину.В данном случае моя личная причина не имеет существенного отношения к моемусотрудничеству с «Гранде & К°».
Горм взглядом предупредил дальнейшие вопросыТурстейна.
— Мы бы хотели, чтобы вы как можно скореезанялись нашим делом, — сказал он. — Хотелось бы начать строительство ужевесной. Подрядчик нас подгоняет, и мы опасаемся, как бы он не предпочел другиепредложения. Мы уже надстроили два этажа над нашим старым зданием, но, ксожалению, этого недостаточно. Ведь мы рассчитывали, что флигель, выходящий нанабережную, будет готов одновременно с надстройкой.
— Судя по сообщенным вами сведениям идоступным официальным документам, которые я уже изучила, мне это дело некажется бесперспективным. То, что фирма «Гранде & К°» уже владеет участкомземли, представляется мне решающим. Как я понимаю, вы хотели бы, чтобы это делобыло решено полюбовно, а не в зале суда?
— Да, было бы желательно избежать судебногопроцесса, — сказал Горм.
— Когда я в начале недели разговаривала садвокатом Вангом, он дал мне понять, что фирма готова на многое, чтобы выигратьдело.
— Безусловно. Ведь судебный процесс —процедура длительная, а нам надо расти. Как вы понимаете, коммуна хочет за счетэтой земли расширить набережную. Если они это сделают, судебного процесса неизбежать.
— Думаю, политики считают, что среда непонесет урона, если Морская улица станет вдвое шире и по набережной пойдетвдвое больше тяжелого транспорта. Но этому проекту есть альтернатива, незатрагивающая центра города. Мне известно, что уже пущены в ход значительныесилы, не имеющие отношения к политике, чтобы осуществить эту альтернативу, —сказала она, сняла очки и предложила им еще кофе.
Турстейн тут же протянул свою чашку, увидев вэтом предлог задержаться у адвоката.
На письменном столе Илсе Берг не было ничеголишнего. Она убрала бумаги, которыми пользовалась во время переговоров. Настоле возле телефона остался маленький каталог: «Государственная художественнаявыставка». Горм, вопросительно глядя на Илсе, протянул руку, и она дала емукаталог.
— Я недавно была на этой выставке, меняинтересуют не только параграфы закона, — весело сказала она.
Горм с отсутствующим видом листал каталог, аТурстейн пытался выяснить у Илсе, как она вообще проводит время в этом городеТигра[31].
Бросив беглый взгляд на первую случайнооткрытую страницу, Горм увидел: «Нессет Руфь, г. р. 1943. Встреча. Масло.131x71. 3000 крон».
Неужели еще кого-то зовут точно так же? Онраскрыл список художников в конце каталога. В адресе Руфи был указан тот самыйгородок, который она называла, когда они встретились у Турстейна. Это она!
— Ну, что скажешь? — спросил Турстейн у Горма,когда они вышли на улицу.
— По-моему, она нам подходит. Но тебе следуетвоздержаться от панибратского тона.
— Что ты имеешь в виду?
— Коммерция и флирт — недопустимая комбинация.
— Жизнь скучна, иногда хочется расслабиться.
— Она профессионал. Нам нужно, чтобы онасделала для нас важную работу.
— Директор сегодня склонен к назидательности,— кисло заметил Турстейн.
Горм промолчал.
Когда она дошли до улицы Карла Юхана, Турстейнпредложил пообедать за счет фирмы, как он сказал, отметить хорошо проделаннуюработу.
— У меня дела. Поешь один и не забудь взятьсчет, — коротко ответил Горм.
— Что за дела?
— Художественная выставка. Встретимся ваэропорту.
— Ты ходишь по выставкам, когда бываешь вОсло? — скривился Турстейн.
— Хуже того. Я еще бываю в опере и в театре. Ина концертах. Если подвернется случай.