. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из «Базы данных обращений в Синдикат».

Департамент Фенечек-Тусовок.

Обращение номер №7.102:

Деловой мужской голос:

— …Ну, это… можно, значит, разработать специальный курскорабля, но это вам будет стоить дополнительных вложений. Можно так: черезВолго-Донской канал в Азовское море, через Керченский — в Черное, потом черезБосфор, а там — Мраморное, Эгейское… ну и Средиземное… Только не знаю — зачемтак крутить, когда есть нахоженные… Что?! А кто это? Я разве не в«Глобал-Цивилизейшн» попал? Не к Ной Рувимычу? А-а-а… Извините, ошибка… (Отбой.)

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В один из вечеров позвонила Марина, сказала:

— …Он почти готов. Осталось только пришить голову ктуловищу. Сейчас сидит в кресле, а голова — на коленях. Сюртук уже сшит, ноги вгетрах продеты в элегантные ботиночки… Во всяком случае, когда его тело лежитна столе, Серега не может есть. Мы вот только думаем о концепции выставки… Ктоон? Кто?

— Что значит — кто? Он — Пушкин.

— Вот видишь, ты тоже банальна, как и все. Да, онПушкин, но — зачем?! Каков смысл его появления в мире?

— Знаешь, — сказала я устало, — безумия мнехватает и в Синдикате…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл sindikat

«…в последнее время я, как царь Соломон, события переживаю спровожающим мудрым взглядом — „гам зе яавор…“ — „и это пройдет“…

Вот уже прошла Ханука, слава Богу, без особых скандалов, ккоторым я теперь на всякий случай готова всегда. Наоборот, — исполнениеоратории Генделя в знаменитом зале знаменитым оркестром придало событию высокийсмысл и проникновенную торжественность…

Без официоза все равно не обошлось, но все же я максимальнопостаралась смягчить его до домашнего уровня.

Мы заранее договорились с нашим Главным раввином МанфредомГригорьевичем Колотушкиным, что он зажжет восьмую свечу. Бросились искатьмногострадальный этот святильник — наследную ханукию Синдиката, которая верой иправдой служила на всех ханукальных праздниках, вечеринках, представлениях исборищах. Ее нигде не было… Наконец Яша вспомнил, что в последний раз ханукиюотвозили в ночной клуб «Голубая мантия», где проходил вечер душевного единенияс Израилем и где неизвестно что, — вернее, хорошо известно, — чтопроисходило под трепетным светом ее тусклых электрических лампочек…

За ханукией в «Голубую мантию» я послала Костяна, которыйвернулся с вытаращенными глазами, — примерный муж и преданный отец, ондаже вообразить не мог, что подобные заведения процветают в столице его Родины…

Так что наш Главный раввин торжественно прочел благословениеи зажег на сцене восьмую свечу, то есть опасливо крутанул лампочку, котораязажглась не сразу, а с помощью красавицы-ведущей в строгом концертном платье.

Да и Клава, зубривший те несколько фраз, которые я написалаему — замбура ! — на сцене вдруг сложил листок вчетверо, сунул в карман исказал:

— Вот, я помню всех убитый товарищ мой… Их много… онине думал о высокий слов, когда защищал свой земля. Они просто умирал, не родивсына-дочь… Это всегда со мной — их хорошие лица… У нас служил Габи, мой друг,он взорваться на Синай… Пусть этот концерт, этого, тоже еврей, значитМаккавей, — Гендель, — я делать ему память. Габи, я помнить тебя домой собственный смерть!

За кулисы он вернулся взволнованный, с багровой лысиной.

«Ну, как?» — тревожно спросил меня, я показала большойпалец, и мы молча обнялись…

Великая все-таки штука — ритуалы, особенно ритуалы вискусстве, тем паче — в таком искусстве, как музыка… Как организуют они,выстраивают, углубляют пространство души, вытягивают в ней своды, в которыхэхом отзываются звуки старинных мелосов…

С удовольствием вспоминаю сейчас, как на пустой сценеотдыхали на боку — словно прилегли на стулья — три контрабаса.

Как выкатили рояль, как встали музыканты, как стремительновышел дирижер, пожал руку первой скрипке…

Затем с обеих сторон из-за кулис цепочкой на сцену потянулсяхор, поднимаясь по одному на подставки: белые клинки рубашек на груди с эфесамибабочек, и — в руках певцов — огромные вишневые бабочки раскрытых партий.

И герб СССР над органом.

Спустя часа два после начала концерта я поднялась со своегокресла и тихонько направилась в туалет, боковым зрением отметив, что изтоскующих рядов Фиры Будкиной отделился человек и тоже поспешил к выходу.Выскользнув из зала, я с ним столкнулась: это был Самуил-рифмач. Он стоялпередо мною с развернутым на груди листом бумаги, на котором было написано:

«Прошу молчать!!! Мне нужно сообщить вам в конфиденциальнойобстановке пути спасения Израиля!»

Молча, как и было мне велено, я развернулась и трусцой побежалаобратно в зал.

Клавдий со своего места проводил мой пробег страдальческимвзглядом…

Бедный Клава, вынужденный высидеть до конца оратории! Наутренней перекличке он похвалил «такую замбурную тусовку, которую замастырилаДина в этом красивом зале». Правда, добавил, что лично он, Клавдий, любитвоенные марши, любит, когда грохочут барабаны, когда очень громко и весело всемвокруг… А вчера эти недо..анные бледные бабы тянули «а-а-а» — и «у-у-у» — и«о-о-о-о», и видно было, что им не помешало бы хоть часовое общение с нашимиМаккавеями, особенно когда те выходят в отпуск и фармацевтическаяпромышленность Израиля сразу выполняет план по продаже презервативов…

Но заметил выражение моего лица и сказал:

— Ладно-ладно, не смотри на меня так. В конце концов, явысидел целый вечер. Я заслужил медаль на брюхо…»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Каждое утро я заходила в свой кабинет, с затаенной опаскойприближаясь к компьютеру… Я давно испытывала искушение если не падать ниц передним, то, по крайней мере, кланяться… Вздорный его норов я чувствоваласовершенно так же, как чувствуешь тяжелый нрав самодура. Иногда — довольноредко, в дни государственных российских праздников, — он пребывал в ровномблагодушном настроении. В такие дни электронная почта приносила лишь несколькописем от друзей из Америки или Израиля, от сестры из Новой Зеландии,какое-нибудь милое письмецо от Норы Брук, одновременно и деловое, и обязательно— как булочка изюм, — содержащее в себе забавную историю, случай, анекдот;письмо-привет от Аркаши Вязнина с приглашением на какой-нибудь концерт,выставку или в гости, письмо от Веронички, моей чешской переводчицы, со спискомвопросов по переводу романа; напоминание руководителя литературного салона «НаПлющихе» о моем творческом вечере, который состоится тогда-то…