не учитывающим моральные сложности жизни Франции в период оккупации. Он вышел из здания, упал и умер мгновенно.

Симона де Бовуар прожила шесть лет после смерти Сартра, с точностью до часа.

Все эти годы она продолжала возглавлять редакцию журнала Les Temps modernes, которая собиралась у нее дома. Она читала рукописи, писала письма и помогала молодым писателям, в том числе многим феминисткам. Одна из них, американка Кейт Миллетт, ежегодно навещала ее в парижской квартире, которую она описывала как заполненную книгами, фотографиями друзей («Сартр, Жене, Камю и все остальные») и «этими забавными диванами в стиле 50-х годов с бархатными подушками, которые, вероятно, были в моде в тот год». Де Бовуар, комментирует Миллетт, отличалась абсолютной честностью и «такой неожиданной вещью, как моральный авторитет».

Как Сартр удочерил Арлетт Элькайм-Сартр, так и де Бовуар удочерила свою спутницу и наследницу, Сильви Ле Бон Бовуар, которая ухаживала за ней вместе с Клодом Ланцманом и другими друзьями. Бовуар была больна циррозом печени, не без связи с многолетним злоупотреблением алкоголем. Осложнения этой болезни привели к тому, что 20 марта 1986 года ее госпитализировали; после нескольких недель восстановления после операции и борьбы с закупоркой легких она впала в кому и умерла 14 апреля 1986 года.

Ее похоронили рядом с Сартром на кладбище Монпарнас. Как и в случае с ним, ее тело положили в меньший гроб внутри большого, чтобы позже его можно было забрать для кремации. Тысячи людей наблюдали, как катафалк проезжал по улицам, заваленный цветами, как и гроб Сартра. Это было не столь грандиозное событие, как у Сартра, но толпа скорбящих все равно была достаточно велика, чтобы создать препятствие у входа на кладбище. Охранники закрыли ворота, опасаясь, что слишком много людей будет толпиться внутри; некоторые перелезли через барьеры и стену. Внутри, у могилы, Ланцман прочитал отрывок из последних страниц третьего тома ее автобиографии «Сила обстоятельств», размышляя о смерти, жизни и потере. Она писала:

Я с грустью думаю обо всех книгах, что я прочла, обо всех местах, что я видела, обо всех знаниях, которые я накопила и которых больше не будет. Вся музыка, все картины, вся культура, так много мест: и вдруг ничего. От них нет меда, от этих вещей, они не могут никого накормить. В крайнем случае, если мои книги все еще читают, читатель подумает: мало ли чего она не видела! Но та уникальная сумма вещей, тот опыт, которым я жила, со всей его упорядоченностью и случайностью — опера Пекина, арена Уэльвы, кандомбле в Баие, дюны Эль-Уэда, проспект Вабансия, рассветы в Провансе, Тиринф, речь Кастро к пятистам тысячам кубинцев, серого цвета небо над морем облаков, пурпурный остролист, белые ночи Ленинграда, колокола Освобождения, оранжевая луна над Пиреем, красное солнце, встающее над пустыней, Торчелло, Рим, все то, о чем я говорила, и то, что я оставила невысказанным, — нет места, где все это будет жить снова.

В то время, когда она писала этот итог, перед тем как издать книгу в марте 1963 года, ей оставалось еще двадцать три года жизни. Де Бовуар была довольно склонна к этим преждевременным размышлениям. Они наполняют ее исследование «Старость» в 1970 году, а также том автобиографии 1972 года, который действительно оказался последним: «В общем».

Однако в этих книгах, все более окрашенных меланхолией, проявляется и ее великолепный талант удивляться жизни. В книге «Старость» она пишет о том, как смотрела на свою фотографию в «одной из этих шляп-клош и с воротником-хомутом» на Елисейских Полях в 1929 году и поражалась тому, как вещи, которые когда-то казались естественными, теперь выглядят такими непривычными. В автобиографии она описывает, как просыпается после послеобеденного сна и чувствует «детское изумление — почему я это я?». Каждая деталь личности маловероятна — почему именно этот сперматозоид встретился именно с этой яйцеклеткой? Почему она родилась женщиной? Так много вещей могло бы быть по-другому: «Я могла бы не встретить Сартра; могло бы произойти все, что угодно».

Любая информация, которую биограф может обнаружить о человеке, добавляет она, — это мелочь по сравнению с богатой путаницей реальной жизни этого человека, с ее паутиной отношений и бесчисленными элементами опыта. Более того, каждый из этих элементов означает что-то свое в зависимости от перспективы: такое простое утверждение, как «я родился в Париже», имеет разное значение для каждого парижанина, в зависимости от его происхождения и конкретной ситуации. Из этой сложной перспективной сети соткана общая реальность. Никто и никогда не сможет разгадать эту тайну, считала она.

Главным же долгожителем среди наших героев стал Эммануэль Левинас, который умер 25 декабря 1995 года, за три недели до своего девяностолетия. Его жизнь охватывает большую часть истории современной феноменологии, от его первого открытия Гуссерля в 1928 году до собственной поздней карьеры, в которой он завел философию в такие дали, что даже его поклонникам было трудно его понять. Левинас все больше интересовался традиционным еврейским знанием и экзегезой библейских текстов, а также продолжал работать над этикой и отношениями с Другим.

Идеи Левинаса оказали влияние на Бенни Леви, возможно, поэтому «Надежда сейчас» наполнена идеями, звучащими по-левинасовски. Если это правда, то это еще один из тех интригующих побочных контактов между Левинасом и Сартром. Они едва знали друг друга, и их идеи часто радикально отличались, однако их пути пересекались не раз и не два. Почти за полвека до этого Сартр купил книгу Левинаса в Париже после разговора об абрикосовых коктейлях в баре Bec-de-Gaz. Затем, в середине 1930-х годов, они написали удивительно похожие работы о тошноте и бытии. Теперь, благодаря Леви, их идеи снова оказались в неожиданной близости — возможно, без осознания или размышления об этом факте.

Английский «новый экзистенциалист» Колин Уилсон дожил до 5 декабря 2013 года, злой до самого конца, но сохранивший преданность многих читателей, которых взволновали и просветили его книги. В мире можно оставить наследие и похуже.

Он пережил двух других великих коммуникаторов: Хейзел Барнс, переводчицу Сартра, которая умерла 18 марта 2008 года, и Айрис Мердок, которая впервые познакомила английских читателей с экзистенциализмом.

Мердок умерла 8 февраля 1999 года, прожив несколько лет с болезнью Альцгеймера; ее последний роман, «Дилемма Джексона»[89], показывает признаки зарождающихся симптомов. Примерно в то время, когда она работала над ним, она решила отказаться от философской книги «Хайдеггер: стремление к Бытию», над которой она работала шесть лет. Остались машинописные и рукописные версии, как разрозненные сборки глав, из которых опубликовали посмертно лишь