— Помоги мне. Двигайся.

Девушка перекатывали, выталкивали из воды. Она, поддавшись просьбе, ухватившись ослабевшими пальцами в руку женщины, напрягла непослушное тело и оказалась на суше.

Что пытаются до неё донести — не слушала, осматриваясь в полумраке. Взгляд цеплялся за каменные выступы гладких высоких однообразно-серых стен с охристыми разводами, завершающимися высоким куполообразным сводом.

Робкий свет, пробивающийся откуда-то сбоку, добираясь до воды, рассеивался, истаивал.

Дыхание сбивалось от сильного гулкого стука сердца. Тело от напряжения дрожало. Позывы тошноты стягивали скулы. Резь под грудью усиливалась, пугая.

Пфальцграфиню повернули на бок и русалка посоветовала:

— Освободи нутро.

Её рвало. Выворачивало внутренности до ярких вспышек в глазах. Стоя на коленях, содрогалась всем телом, успокаиваясь под осторожными поглаживаниями и похлопываниями по спине.

Со звоном с плеча скатилась цепь. Упав перед глазами на камни, свилась изящной ядовитой змеёй.

Поток воспоминаний обрушился на спящее сознание, как выплёскивается огненная клокочущая лава из жерла вулкана. Память отматывала плёнку назад. Поспешно. Перебежками. Начиная с последних минут земной жизни. Со всеми подробностями, красками и запахами. Забытьё. Ранение. Карл. Ошейник…

Наташа дёргала неподъёмную цепь в попытке избавиться от неё, судорожно освобождая желудок непонятно от чего. В голове роились мысли: где она находится и что с ней происходит? Почувствовав облегчение, упала на бок, откидываясь на мягко шуршащие травы. Смотрела вверх, упираясь взглядом в округлый свод в неоновых бликующих пятнышках зайчиков.

— Gde ya? — не узнала свой голос — дрожащий и сиплый. Уж очень всё походило на сказку. Злую сказку. Ей плохо и она в пещере с русалкой.

Касание к телу сухой тёплой ткани утешало. Прислушалась к приятному голосу:

— Ничего не понимаю. Но звучит красиво.

Девушка понимала незнакомку, а её, похоже, не понимали.

Осторожно ощупала рану на боку, очень надеясь, что… Всё приснилось? Как же! Искала кровоточащий порез, стягивая с себя ткань покрывала.

Женщина не мешала, следила за её движениями, изредка поглядывая на удавку.

Под пальцами пфальцграфиня обнаружила уплотнение. Осторожно исследовала его по всей длине, прикусывая губу. Тонкий косой рубец не вызвал ожидаемой боли. Она, что, мёртвая? Или всё же живая? Рана уже затянулась. А как же летальный исход от остановки дыхания? Её нашли вовремя и оказали помощь? Сколько прошло времени? Месяц? Она спала всё это время, пропустив боль исцеления? Как такое возможно? Летаргия, вызванная сильным стрессом?

— Gde ya? — повторила, всматриваясь в лицо девы в ожидании чуда.

— Иноземка… — протянула та, тряхнув головой. Длинные влажные волосы упали на её маленькую грудь, обтянутую мокрой грубой тканью сорочки.

— Где я? — Наташа окончательно пришла в себя. Собеседница говорила на понятном языке. Том, который она предпочла бы забыть, желая перенестись куда угодно, — хоть к динозаврам — только не остаться в этом времени. Её теория дала сбой. Она-то полагала, что умерев в XXI веке, перенеслась в ХI. Почему же не случилось обратного? Оказалась недостаточно мертва для этого? Или это всё же другое время?

— Ага, поняла, — заулыбалась незнакомка, приподнимая её голову. Потянулась в сторону, прихватывая кувшин и поднося его к губам больной.

Пфальцграфиня пила осторожно. Давящий на ключицы ошейник отвлекал. Притронулась к нему, захватывая пальцами. Почему она до сих пор в нём? И где её крестик?

— Скажи, сколько я спала? — оглядывалась по сторонам, неверяще прижимала исхудавшую истончившуюся руку к боку. Поняла, что немало. Как могло выглядеть лицо, старалась не думать. Тот случай, когда отсутствие зеркала не удручало.

— Долго. — Услышала ответ.

Они находились в небольшом зале с высоким и достаточно широким выходом на улицу. На входе, куда проникал свет и дождь, зеленел папоротник, по камню стелился мох и лишайник. От озерца с каменистым дном и нежно-голубой водой поднимался слабый пар. Лечебная термальная купальня в тупиковой пещере, созданная самой природой? В горах Шварцвальд такое не является редкостью. Этим можно объяснить быстрое исцеление.

В глубине грота, где они находились, было сумрачно, тепло и влажно.

Чистейший воздух без пыли, микробов и аллергенов проникал в лёгкие, наполняя их жизнью. Той жизнью, которой так жаждала Наташа, а получив, не знала, радоваться или нет.

— И не знаешь, какой год? — Догадалась, что её спасительница безграмотна. — И число? — Надежда узнать дату, таяла. — И месяц?

— Завтра — день урожая, — довольно объявила русалка, отжимая свои волосы, перекидывая за спину.

Пфальцграфиня закатила глаза. Октябрь? Три недели! Она проспала три недели!

— Кто твой хозяин? — шептала обессилено.

— Господин граф фон Фальгахен. — Ей отвечали так же тихо, внимательно прислушиваясь к произношению.

Девушка застонала: «И стоило вот так умирать, чтобы снова очнуться в том же времени?» А почему она удивляется? Вернулась домой и теперь её жизнь здесь, в этом чёртовом времени. Отчаяние овладевало разумом. Она снова у дьявола на куличках, чёрт знает с кем и не знает, как выбраться из этого замкнутого круга.

Стоп! Разве Карл не мёртв?

— Господин Карл фон Фальгахен? — начала осторожную разведку.

— Нет, его младший брат. Прежнего хозяина давно схоронили. — Женщина перекрестилась, косясь на дознавателя. — Убили его.

Последовала её примеру, подавляя вздох радости, пряча глаза. Отплясать дабл-джигу здоровья не хватало, а душе радоваться никто не мешал. Теперь уж точно отец отстанет от неё. До следующего жениха. А что сделать с малолетней предательницей — надо подумать. Пока Эрмелинде не исполнилось шестнадцать лет, имеется отличная возможность отправить её в монастырь. Там ей и место. Пусть замаливает грехи. Хорошо бы выпороть перед этим. Прилюдно!

Перехватив взгляд девы, спросила:

— На мне была цепочка с крестиком. Не видела? — растерянно поглаживала шею. Когда она его потеряла? Где? Безвозвратная потеря, тяжёлая. Слёзы не заставили себя долго ждать.

Наташа лежала на постели из растений, пахнущих так знакомо. Можжевельник, мох, ещё что-то…

Женщина отклонилась в сторону, убирая руку девушки с живота, укладывая на тело травянистую мокрую массу, прикрывая её сложенным квадратом влажной простыни.

— Ты меня лечишь, — дошло до пфальцграфини. Перед ней целительница. Как Руха. Только молодая.

— Да. Рана лёгкая, — охотно ответила травница, довольная, что понимает иноземку. — Непонятно только, почему столько крови было на одеянии?

Свисающие волосы мешали рассмотреть её лицо. Недостаток света смазывал очертания. Голос молодой и звонкий. Красивый.