Можно было поблагодарить тех церковных чинов, чтопридумывали подобное облачение для монашек. Когда Луиза избавилась от верхнейнакидки с капюшоном и платка, из четырех юбок оставила одну, самую короткую –почему-то она оказалась благородного серого цвета, длинную блузу заправила вюбку…

– Одиннадцать раскаявшихся! – в восторге воскликнул я. –Хелен, погляди!

Летунья моего восторга не разделяла. А зря. Я любовался неЛуизой, а делом своих рук – ее новым обликом. Весьма обольстительная, хоть и ввозрасте, дама. И все при ней. Многие от таких вмиг соображение теряют.

– Луиза, тебе придется отбиваться от мужчин, – с напускнойозабоченностью сказал я.

Настоятельница скривилась, но вышло это фальшиво. Сжадностью схватив зеркальце, она стала оглядывать себя.

– Юбку повыше стоит поднять, – сказал я. – Почти до колен. Иподкраситься – скромно и неброско, но ярко и вызывающе.

Монахиня – или правильно теперь говорить «бывшая монахиня»?– приняла это противоречивое приказание без вопросов. Лишь вздохнула:

– Я совершенно забыла, как это делается…

Можно подумать, косметику она с собой носила изностальгических воспоминаний!

– Теперь ты, Хелен. – Я подошел к летунье. И сразу понял,она не слишком довольна всем тем, что я проделывал с Луизой. Пришлосьулыбнуться, всем видом демонстрируя, как смешны потуги монахини выглядетьсоблазнительно.

Летунья подозрительно посмотрела на меня, но чутьрасслабилась.

– Во-первых, рука, – сказал я. – Снимай повязку. Или давайя…

– Подожди. – Хелен вздохнула. Провела рукой по повязке – илубок легко разлетелся на куски. Зато в руках летуньи блеснула сталь.

– Господь карающий… ты с этим ходила все время? – Я был вужасе. Сразу вспомнились самые неподходящие моменты, когда лубок могразлететься, а тонкий как шило клинок – пронзить что-нибудь ценное.

– Повязка не так просто снималась, как тебе кажется. Тутнужен навык.

Да, в предусмотрительности Хелен не откажешь. Достать такоеоружие куда быстрее, чем тянуться в Холод, а убить им – одно мгновение. Мнестало нехорошо. Почему-то я враз понял, кому предназначалось это оружие.

– Ильмар, давай не думать о старом, – тихо сказала Хелен.

– Ладно. Нож!

Летунья покорно протянула мне оружие. Это оказался стилет.Трехгранное лезвие было из отличной стали, но, конечно, резать им было нельзя.Пришлось достать свой кинжал.

– Ильмар, что мне делать с прической? – требовательноспросила Луиза. Я оглянулся на монахиню… на бывшую монахиню. Да, волосы былискручены каким-то некрасивым пучком, который только под платком и скрывать.

– Уложи помоднее… нет, по старой моде. Вот, как в мирскойжизни носила, так и уложи.

Луиза глянула на Марка, уныло ковыряющего ногой землю. Внашу сторону мальчик старательно не смотрел. Позвала:

– Маркус! Поможешь мне!

Да, пожалуй, столь высокородного пажа еще не было ни уодной, самой светской, дамы. Оставив обрадованного окончанием ссылки Маркапомогать Луизе, я вновь обернулся к Хелен. Скорчил злодейскую ухмылку, поднялкинжал… Потом вздохнул и спросил:

– Хелен, ты позволяешь мне…

– Делай, что считаешь нужным, – твердо, хоть и с тревогой,ответила летунья.

Я крепко взял ее за летунские нашивки на коротком рукавепиджака – парящий орел с мечом в когтях…

И спорол начисто.

Хелен вскрикнула, будто я отрезал кусок ее тела, даже Марк иЛуиза обернулись. Спороть с офицера знаки различия – это позор. Только трибуналвоенный такое может совершить. В глазах летуньи вспыхнула ярость.

– Только не убей меня своим запалом, – неуклюже скаламбуриля. – Хелен, ты должна выглядеть не летуньей… пойми.

– А кем? Разжалованной летуньей?

– Женщиной, одетой в костюм летуньи! В одежду похожего кроя!Так ходят, полувоенные костюмчики всегда в моде! Особенно на увеселениях!

Говоря, я отступал от Хелен, и впрямь ожидая, что тавыхватит из Холода пулевик или свой электрический запал. Как хорошо, чтовначале я попросил снять повязку, а то стилет был бы не в моей руке, а в моембоку…

Летунья остановилась. Тоскливо покосилась на плечо.

– Валяй…

– Точно? Позволяешь? – осторожно уточнил я.

– Да. Все равно я уже натворила дел на двадцать трибуналов.Ты лишь приводишь приговор в исполнение. Работай, вор! Времени у нас нет!

Превращая мундир летуньи в веселенький костюмчик молодойвзбалмошной дамы, я чувствовал себя не слишком уверенно. Но Хелен терпела, дажедавала советы. И когда через четверть часа я закончил – результат превзошел всеожидания.

Какая летунья?

Какая героиня карпатской войны?

Женушка преуспевающего торговца или мелкого шатлэна.Любительница балов, тщащаяся придать себе экстравагантный вид, за неимениемподлинного богатства и вкуса. Кстати, кое-как в этом преуспела…

– Великолепно, – сказал я, убирая кинжал. – Сразу видно –ничего опаснее скалки в руках не держала. Верхом ездит только боком, кораблейбоится, планёров тем более…

– Доволен? – спросила Хелен.

– Конечно. Теперь моя очередь.

Одеяния непризнанного скульптора погибли через пять минут. Яоставил лишь рубашку и брюки, все остальное бросил в кусты, на радостьневедомому побродяжке. Пришлось потрудиться, пряча пулевик под рубашку, но иэто удалось. Над своим лицом я поработал косметикой – самую малость, убрав тенипод глазами и морщинки на лбу.

– Вид у нас… будто из дома прогуляться вышли, – сказалаХелен.

– Конечно. Это и хорошо. Теперь займемся Маркусом.

Мальчик, уже закончивший помогать Луизе, подозрительноуставился на меня.

– Твоя идея с переодеванием была хороша, – сказал я. – Небойся, повторять не станем. Что в первую очередь важно для стражника… простодля внимательного человека, желающего опознать беглеца? Учти – незнакомогобеглеца.

– Пол, – мрачно сказал Марк.

– Конечно. Голова охотника на людей работает, как сито.Пусть никто об этом и не думает, но половину встречных сразу отсеивает из-задругого пола. А дальше? В черты лица вглядываться – занятие тяжелое.

– Возраст? – неуверенно спросил Марк.

– Правильно.

– Сделать меня старше или младше ты никак не можешь!