Это было внутри, где-то глубоко в душе, подсознательноечувство трепета и тревоги, которое накрывало всегда неожиданно. Ксения могладумать о чём угодно, даже заниматься делами, обдумывать очередной проект, нокраем глаза, проходя мимо газетного лотка, неизменно пробегала взглядам пообложкам журналов. Не мелькнёт ли там знакомое родное лицо или логотип"Эстель". За эти месяцы посетила кучу приёмных разных фирм икомпаний, и во время ожидания, если такое случалось, беседуя с Леной,пролистывала глянцевые журналы, которые держали специально для посетителей.Никогда их раньше не читала, а теперь это вошло в привычку - просмотретькаждый.

Пару раз ей везло. Или наоборот не везло?Перелистывала очередную страницу и замирала, глядя на фото Говорова. Кровьударяла в голову, руки холодели, и Ксения испуганно журнал закрывала, словноэто не она минуту назад судорожно его листала, надеясь увидеть именно это фото.Именно эти глаза и насмешливую улыбку.

Она продолжала скучать по нему, даже спустя месяцы, икорила себя за это. Убеждала, что всё обязательно забудется и пройдёт, но времяпроходило, а Ксении лишь удавалось глубже загонять в себя чувства ивоспоминания, но не забыть. Днём было некогда, вечером слишком большаяусталость, а вот ночью... Просыпалась, словно её кто-то толкал, а потом долгоне могла уснуть. Крутилась с боку на бок и считала про себя до ста, потомначинала заново. Счётом пыталась перебить ненужные мысли. В такие ночи былоособенно тоскливо. Вспоминались такие вещи, такие слова, такие подробности...становилось очень страшно оттого, что это больше никогда не повторится. Чтоушло навсегда и больше не вернётся. И она не в силах ничего изменить.

Иногда отогнать мыли не получалось, и Ксения начиналадумать о том, что сейчас происходит с Ильёй, где он и с кем. Порой не знала, вМоскве или нет. Но такое бывало редко. Обычно до неё доходили слухи, иногдасплетни, нелицеприятные, но Ксения старалась их не запоминать, чтобы ещё большене расстраиваться. Зачем ей это? Он чужой муж... вот пусть Света ирасстраивается. Если есть о чём.

Говоров в агентство Сазоновой больше никогда сам неприезжал, подсылал Дениса, а Ксения старалась и от Горского спрятаться илизаранее вспоминала о каком-нибудь неотложном деле, и из офиса перед приходомДениса неизменно уходила. Даже документами "Эстель" не занималась,делала вид, что в принципе об этой компании и её владельце ничего не знает и непомнит. Сазонова не спорила.

...Всё это называлось новой жизнью.

Всё это и было её новой жизнью. В ней было достаточнои радостей, и печалей. И жаловаться Ксении было не на что. Всё у неё впоследнее время получалось. С такой лёгкостью, с какой не получалось никогда.Только Ильи рядом не было.

Она жила в бешеном ритме, заботилась о сыне,старалась быть для него примером, делала карьеру, начав с нуля, меняла себя,больше не впадала в оторопь от комплиментов и похвалы... Она могла собойгордиться. Только поплакать было не с кем. Для всех она была сильной, и жаловатьсяей было не на что. У неё ведь всё получается, ей везёт, о каких недовольствахможет идти речь?

Всем нужно было бы объяснять своё состояние,открывать душу, потом выслушивать советы и наставления... Вытирать слёзы иблагодарить за понимание. Обещать, что всё непременно исправит и плакать большене будет. У неё всё будет замечательно. По-другому ведь быть не может.

А с Ильёй... Ему ничего не нужно было объяснять. Кнему можно было подойти, уткнуться носом в его плечо и поплакать. А он не сталбы успокаивать и спрашивать, что случилось. Просто обнял бы, и стал укачивать,как маленькую, до последнего всхлипа и последней слезинки. И перед ним не былобы стыдно за свою слабость, наоборот, стало легко и просто. И всё бы осталосьмежду ними, превратилось в ещё одну маленькую, их общую, тайну.

А теперь она снова была одна, плакала, уткнувшись вподушку, спрятавшись ото всех, потому что поделиться своей болью было не с кем.Потому что никто этой боли знать и видеть не хотел.

Ксения снова была предоставлена сама себе. Это былоочень тяжело, особенно сейчас, когда ей было что рассказать и чем поделиться,очень тайным и её беспокоящим, но о чём не должен знать никто посторонний. А внекоторых вопросах, посторонними были все, даже родители и Лена.

А вот Илье бы она рассказала, поделилась с ним...Своими сокровенными мыслями и страданиями.

Рассказала бы, как она скучает, и что никак незабудет, и что продолжает просыпаться ночью от безумных, смущающих снов, и какхочется кричать, зная, что не почувствует его прикосновения никогда...

Она бы рассказала ему, что любит... рассказала бы этопо очень большому секрету. И только ему.

...

- Ксюш. Ксюша!

Степнова вздрогнула, нервно сглотнула и испуганнопосмотрела на подругу. Та едва заметно усмехнулась, встретив её отрешённыйвзгляд.

- Приехали.

Ксения пару раз растерянно моргнула, а потом уже попривычке широко улыбнулась.

Илья Говоров вышел из ванной комнаты, небрежноподтянул пояс халата и приостановился, разглядывая спящую женщину. Она лежалана спине, одна рука была откинута в сторону, лёгкое одеяло сползло с груди.Говоров невольно задержал взгляд на этой красоте, потом ухмыльнулся уголком губи вышел из спальни.

В гостиной царил лёгкий беспорядок, по полу быларазбросана женская одежда, на столе - бутылка вина и испорченная этим виномскатерть. Всё романтично и до бездарности банально.

Илья наклонился и поднял с пола практически невесомуюкофточку. Аккуратно развесил её на спинке кресла. Потом взял бутылку ипобултыхал в ней оставшееся вино. Вылил всё в бокал. Он наполнился почти докраев, и Илья взял его и тут же отхлебнул. Потом подошёл к окну, отдёрнулзанавеску и посмотрел на Эйфелеву башню, сияющую огнями в вечерних сумерках.Упёрся рукой в стену, сделал ещё один глоток вина, затем устало выдохнул.

Вид из окна был потрясающим. Можно было долго стоять исмотреть, наслаждаться. Говорова красивый вид из окна успокаивал.

Илья всегда старался останавливаться именно здесь. Этотпарижский отель уже несколько поколений принадлежал русской семье, типичнофранцузский, но с русской душой. Даже персонал в большинстве своём говорилпо-русски, с недавних пор знание языка входило в их обязанности из-за наплыварусской публики. Да и расположен отель был очень удобно - в двух шагах отТриумфальной Арки и Елисейских полей, рядом со знаменитой площадью Звезды.

Когда Говоров приезжал в Париж один, обязательноостанавливался здесь, а не в квартире жены. А когда был со Светой, всё равноснимал номер, пусть и на пару ночей. Так что "Napoleon" как-тонезаметно стал его вторым адресом в Париже. Офис - отель, офис - квартира жены- отель. Здесь ему определённо нравилось больше. Он любил сидеть у окна исмотреть на город, вот только то, о чём он в эти моменты думал, знать никому ненужно.