казалось, был взбешен этим ходом и горячо поспорил с Харрисом перед журналистами после игры, но сообщение явно дошло до Брайанта.

Брайант на публике скрывал свои чувства, но обстоятельства только усугубляли его чувство отчуждения. «Я не ставлю его в старт, – сказал Харрис о своем подходе, – и я вывожу его из игры, когда он не играет на команду. Все повсюду хотят видеть, как он больше играет. Он и будет это делать, когда станет более эффективным на постоянной основе. Все должны быть на одном уровне. Ты должен играть в командный баскетбол».

Вскоре Брайант заметил, что защитники соперника больше не обращают на него внимания. Теперь на него посылали дополнительных защитников. «В начале сезона, если меня опекал один парень, я был свободен, – объяснял он позже. – Но все изменилось».

Команда потеряла своего разыгрывающего сразу после перерыва на Матче Всех Звезд. Ван Эксель выбыл с травмой колена, которая отправила весь «Лейкерс» по спирали прямиком в неприятности. Они проиграли семь игр из первой дюжины игр расписания после перерыва.

Все это способствовало кризису доверия к «следующему Джордану». Брайант даже предположил, что он, возможно, «бьется об стену», термин НБА для молодых игроков, достигающих физического, умственного и эмоционального истощения. Он попал всего 30 из 100 бросков, дав основания тому, что «Спортс Илюстрэйтед» позже опишет как «первые громыхания пропасти анти-Коби».

В конце февраля того же года у «Лейкерс» была поездка, в которой Брайант бросал ужасно, попав 12 из 47 с поля в течение четырехматчевой серии.

«Это самый тяжелый отрезок, который я когда-либо проводил, – сказал он тогда. – Я ненавижу его, но он мне нравится. Это часть проблемы, это часть удовольствия. Я что, убедителен? Возможно. Это то, о чем я должен подумать. Я хочу пройти через периоды, когда ты испытываешь трудности, потому что именно тогда ты учишься, и чем больше ты учишься, тем лучше ты становишься».

Даже его оптимизм раздражал товарищей по команде, позже объяснил Брайант, добавив, что из-за повышенного внимания средств массовой информации его товарищи по команде думали, что он стал тщеславным. Когда журналист Ян Томсен работал над первым журнальным сюжетом о Брайанте, он приехал в Лос-Анджелес, чтобы взять интервью, а Эдди Джонс отказался принять в этом участие. Брайант, казалось, не обращал внимания на то, как его товарищи по команде смотрели на него в течение большей части его первых двух сезонов, но ему становилось все труднее игнорировать децибеллы и тон того, что говорилось в раздевалке.

Он пытался сохранить нормальное состояние, говорил он, вспоминая. До этого он был игривым и дерзким, говорил своим товарищам по команде ту же чушь, что и они ему. Но после Матча Всех Звезд 1998 года стало ясно, что они интерпретировали его игривость как неконтролируемое эго.

«Мне показалось, что они хотят мне это показать», – сказал он.

Всего через несколько недель после Матча Всех Звезд журнал «Пипл» включил его в свой список «Самых красивых людей в мире», вызвав очередное покачивание головой у товарищей по команде.

И это сделало его еще более отчужденным. «Я занимаюсь своими делами», – объяснил он, когда его спросили об отношениях вне площадки.

«Он сказал, что просто был самим собой, – заметил Рик Фокс, – но знаешь что? Он быстро становится одним из главных маркетинговых инструментов НБА, а это значит, что кто-то другой им не является».

Что же касается всей этой шумихи по поводу Матча Всех Звезд, то, оглядываясь на все это месяцами позже, он замечал: «Я мог бы обойтись и без всего этого. Это хотело сделать НБА, и они чувствовали, что им нужно было это сделать. Для меня это был процесс роста. Жизнь под таким микроскопом заставила меня повзрослеть намного быстрее. Я был бы счастлив, если бы моя игра говорила сама за себя».

Но, добавил он, «лига всегда ищет что-то броское, что-то эффектное. Они в постоянном поиске подобной формулы. Они ищут энергию, они ищут волнение».

О’Нил, в частности, продолжал подчеркивать, что он хочет выиграть чемпионат немедленно и у него нет времени ждать, пока Брайант вырастет. Сезон «Лейкерс» быстро превратился в упражнение по взаимным упрекам. Вскоре в лос-анджелесских газетах появились сообщения о том, что игроки встретились и проголосовали 12–0 за увольнение Харриса. Команда не обращала внимания на такие сообщения, но во время их выездных игр они выглядели так, словно команда вот-вот развалится по швам.

Процент удачных бросков Брайанта упал до 34, по сравнению с 45 процентами до всей этой шумихи. С падением эффективности его игровое время также уменьшилось, и его средний бомбардирский счет опустился до 14 очков за игру. Несмотря на это, слова Джордана оставались сильны в его сознании и он был полон решимости найти способ удовлетворить требования своих тренеров, сохраняя свой атакующий идеал. «Важно несколько смягчить его и оставаться в рамках концепции команды, – сказал он. – Но я агрессивен. Также важно не потерять агрессивность».

Когда Брайант неудачно сыграл в проигранном матче «Вашингтону» в концовке выездной серии, его спад, казалось, достиг самой низкой точки.

«Когда я только попал в НБА, – сказал он репортеру, – я был одним из первых, кто пришел туда из школы. Мне было семнадцать лет – в то время НБА была гораздо более взрослой. Все было не так, как сейчас. Я думал, что ты приходишь в НБА и играешь в баскетбол целыми днями. Больше всего меня радовало то, что я приехал в НБА, и мне не нужно было, знаете ли, беспокоиться о написании диссертации или выполнении домашнего задания. Был только лишь баскетбол целыми днями, и это потрясающе».

Реальная практика игры в НБА была намного сложнее, чем он предполагал, как и его способы привыкнуть к ней. Он утверждал, что даже не заметил, что ведет себя замкнуто. «Об отчужденности, честно говоря, я узнал лишь позже. Во многом это было просто наивно, потому что я не читал газет. Я не смотрел, например, новости. Я понятия не имел, что происходит, что люди говорят обо мне. Это звучит глупо, но это правда. И я думаю, что из-за этого многие люди смотрели на это так: “Ого, он, должно быть, высокомерен”. Но я не знал, что, черт возьми, происходит. Однажды ко мне подошел репортер и спросил меня об этом: “Люди думают, что ты высокомерен, что скажешь?” И это абсолютно точно показалось мне слишком странным. Я просто подумал: “О чем это ты говоришь?” А он такой: “Ты что, газет не читал?” С этого дня я начал читать газеты».