– Что сегодня делаешь? Может, поедем?

– С нетерпением буду ждать встречи с тобой. Ми-илый… –добавила я, интимно понизив голос.

– Ну хорошо. Значит, так: без пятнадцати двенадцатьвечера встречаемся на метро “Тургеневская”. – Серьге даже в голову не пришлопредложить заехать за мной – воистину, ничего не изменилось. Еще во ВГИКе, привсей своей всепоглощающей любви к Алене, Серьга катастрофически не умелухаживать. Единственное, на что он был способен, – занять Алене очередь винститутской столовой. Одно время Алена, как могла, боролась с дремучейдеревенщиной в Серьге, но была вынуждена признать свое педагогическое бессилие.Это случилось, когда Серьга, науськиваемый многочисленными болельщиками егонеудачного любовного романа, оборвал клумбу на ВДНХ и принес Алене жалкоеподобие букета. Алена с хохотом надавала Серьге букетом по морде и сказала, чтотакие цветы оскорбляют женщин, намекая, что красота проходит и в финале их ждетссохшаяся грудь и нависающий на колени живот.

В подобных случаях Серьга напивался. Напился он и послезлополучного букета…

– ..Метро “Тургеневская”, – прощебетала я, строя вернуюлюбовницу. – Без пятнадцати двенадцать.

– Поднимаешься по эскалатору, и я жду тебя на выходе.

Все складывалось замечательно, Туманов сам шел в руки, иподгонял его к хорошо замаскированной ловушке не кто иной, как мил-дружок Серьга.

И я занялась тем, чем привыкла заниматься последнее время:лепить, ваять, конструировать неотразимую, немного циничную женщину-вамп. Этоамплуа давалось мне легче всего, не инженю же из себя корчить в мои-то годы! Апотом я поняла: заниматься собой – ни с чем не сравнимое удовольствие; а поняв,все больше и больше входила во вкус. Теперь мне нужно было покорить ночнуюмосковскую тусовку. Мир ночных клубов был для меня тайной за семью печатями,эпизодическое посещение питерского “Бронкса” не в счет. Там я была подбдительным присмотром Алены, коррида любви уже состоялась, – сейчас же мнепредстояло заарканить неповоротливую тушу Туманова. По опыту семилетнейдавности я знала, что особый душевный подъем на грани истерики Володькаиспытывает после всевозможных похорон и поминок. Именно тогда в нем просыпаетсянеуемная жажда жизни, главной составляющей которой являются женщины. И – вполневозможно – я застану Володьку в неплохой форме.

Где-то в середине дня позвонил Олег – узнать, все ли впорядке. Я ограничилась односложным “да”, но он не внял моему настроению иробко спросил, что я делаю сегодня вечером.

– Уже ангажирована, – весело сказала я. Олег Васильевичсразу погрустнел.

– Надеюсь, у вас будут достойные провожатые.

– Не сомневайтесь.

– Ну, если что… Телефон вы знаете.

Отвязавшись от Олега, я принялась за себя и к одиннадцативечера была готова выступить вместе с авангардом, обозом и повозкамимаркитантов.

…У Серьги было единственное достоинство – он никогда неопаздывал. Вот и сейчас он уже ждал меня, нервно перетаптываясь с ноги на ногу.На нем была все та же куртка кожзам и шапочка “презерватив”. Отличал Серьгубудничного от Серьги праздничного лишь сомнительной свежести белый шарф.

Когда эскалатор вынес к нему разодетую эффектную дамочку,пройти с которой по улицам одно удовольствие, Серьга даже не поднял бровей,даже не прищелкнул языком. Единственное, на что он сподобился, – был тусклыйкомплимент:

– Нищего выглядишь. , – Спасибо, милый.

Мы потащились по московским переулкам в сторону центра.

– Возьми меня под руку, – сказала Серьге я. Он послушновзял меня под руку, что оказалось весьма неудобно – Каныгин был не только нижеАлены, но и ниже меня. Да и со стороны мы выглядели довольно комично,запоздалые отчаянные московские прохожие могли оценить это в полной мере:стильная девица и ее бедный родственник из города Торжок Тверской губернии.

Некоторое время мы шли молча.

– Нет, що – правда? – вдруг с просил Серьга.

– Что – “правда”? – невинно отозвалась я.

– Ну, що что-то было… Между нами. Что я тебе запупырил.

Я начала безудержно смеяться: “запупырить” в смысле“заняться любовью” было любимым словом Серьги, которое я напрочь забыла. Как ивсякий неудачник в любви, Серьга со сладострастием поливал грязью все, что кней относилось, и о плотских утехах отзывался в самых непристойных выражениях.Как это сочеталось с возвышенной страстью к Алене Гончаровой – я не знала.

– Что сделал? – отсмсявшись, переспросила я.

– Запупырил… Ну, трахнул.

– Да нет. Я пошутила.

Серьга неожиданно обиделся, даже двинул меня острым локтем вбок.

– Ну и шутки… А может, того? Запупырить тебе, что ли? –обреченно сказал Серьга.

– Зачем? – Я видела его насквозь. – Чтобы я об этомрассказала Алене?

Серьга вяло махнул рукой. Но в общем он был недалек отистины – Алена была страшной собственницей. Со всеми своими страстями, стоилоим только перегореть, она расставалась со свистом и навсегда, никого несохраняя даже в приятелях. “Мы не сможем быть друзьями, потому что слишкомдолго были любовниками” – это кредо отравляло жизнь ей самой.

…Наконец мы добрались до ночного клуба Туманова. Онназывался весьма претенциозно – “Апартадо”. Маленький пятачок перед клубом былзабит иномарками. У входа стоял сытый молодой человек в длинном тяжелом плащесветло-вишневого цвета.

Серьга небрежно поднял руку и поприветствовал швейцара:

– Это со мной.

Швейцар открыл перед нами дверь, и через секунду мыоказались в просторном холле с низким каменным потолком, украшенным несколькимистильно выполненными картинами боя быков.

– Коррида-де-торос! Моя работа, – похвастался Серьга. –Меня Володька спецом в Испанию вывозил.

Антураж соответствовал – это были не дешевенькие граффитипитерского “Бронкса”: простенки были затянуты светло-вишневым шелком – такимже, каким был плащ на швейцаре; в искусных рамах – экзотического вида холодноеоружие, из которого я узнала только бандерильи – и то потому, что как-то виделаих в программе “Клуб кинопутешественников”. Серьга с удовольствием объяснилпредназначение всего остального.

– Эстоке – это шпага для боя быков. Есть еще кинжалы –вот эти: пунтилья и дискабельо. А вот это эстрибо – металлическое стремяпикадора. Ты хоть знаешь, что такое пикадор?

– Крутой парень на арене, – предположила я.

– Эх, ты! Пикадор – он на лошади. Есть еще матадор –главный. Бандерильерос, пунтильеро, – вошел в раж Серьга, – словом – всякуадрилья, труппа то есть. В общем, я там насмотрелся, хуже, чем беженцы ввойну…

– Слушай, а почему клуб так странно называется –“Апартадо”?