– Я так и знала, и я потому тебя и люблю. Но мнелюбопытно, и люди расспрашивают меня, и я тревожусь.

– Любопытно – это куда ни шло, – сказал он. –А тревожиться незачем. Хотя, по пословице, любопытство кошку сгубило. У меняесть кошка, и она очень любопытна. – Он вспомнил Бойза и продолжал: – Атревоги губят дельцов, даже в полном расцвете сил. Мне за тебя не нужнотревожиться?

– Только как за актрису. И то не очень. Еще всего двеминуты. Здесь красиво, мне нравится. А можно, мы позавтракаем в постели?

– А вдруг потом нас сморит сон?

– Ну и пусть, это не страшно. Лишь бы только я неупустила самолет.

Машина теперь круто взбиралась вверх по старой булыжнойдороге, обсаженной большими деревьями.

– А ты ничего не боишься упустить?

– Только тебя, – сказал он.

– Нет, а в смысле обязанностей.

– Разве я похож на человека, у которого естьобязанности?

– Кто тебя знает. Ты превосходный актер. Хуже никогдане видала. Милый ты мой, сумасшедший, я тебя так люблю, – сказалаона, – Я пересмотрела тебя во всех твоих главных ролях. Больше всего тымне нравился в роли Верного Мужа, она у тебя очень искренне получалась.Помнишь, например, у «Рица» в Париже?

– Да, там роль Верного Мужа особенно удаваласьмне, – сказал он. – Как Гаррику в Олд-Бейли.

– Ты что-то путаешь, – сказала она. –По-моему, лучше всего ты играл эту роль на «Нормандии».

– Когда ее сожгли, я неделю ни о чем думать не мог.

– Тебе случалось и побивать этот рекорд.

– Да, – сказал он.

Машина остановилась, и шофер вышел отпереть ворота.

– Так вот где мы живем.

– Да. На самом верху. Извини, дорога в ужасномсостоянии.

Машина еще немного поднялась в гору, поросшую деревьямиманго и отцветающими уже фламбоянами, обогнула загон для скота и выехала накруглую подъездную аллею. Он отворил дверцу, и она ступила на землю, будтовеликодушно и щедро одаривая ее своим прикосновением.

Она взглянула на дом, увидела раскрытые окна спальни. Окнабыли большие и почему-то напомнили ей «Нормандию».

– Пропущу самолет, – сказала она. – Могу язаболеть в конце концов? Болеют же другие женщины.

– У меня есть два знакомых врача, которые под присягойподтвердят, что ты больна.

– Чудесно, – сказала она, уже поднимаясь полестнице. – Но нам не придется для этого приглашать их к обеду?

– Нет, – сказал он и распахнул перед нейдвери. – Я с ними сговорюсь по телефону и пошлю шофера за свидетельством.

– Решено, – сказала она. – Я больна. И пустьна этот раз войска развлекаются сами.

– Ты все равно улетишь.

– Нет. Я буду развлекать тебя. Наверно, тебя давно уженикто как следует не развлекал.

– Да.

– И меня – да. Как правильно в этом случае – «да» или«нет»?

– Не знаю. – Он крепко сжал ее и заглянул ей вглаза, потом отвел взгляд в сторону. Они стояли у входа в большую спальню, и онтолчком отворил дверь. – Пожалуй, «нет», – сказала он задумчиво.

Окна были распахнуты настежь, по комнате гулял ветер, носейчас, при солнце, это даже было приятно.

– Совсем как на «Нормандии». Ты это нарочно для менясделал, чтоб было похоже на «Нормандию»?

– Конечно, дорогая, – солгал он. – А ты какдумала?

– Ох и лгун же ты, хуже меня.

– Где уж мне до тебя.

– Лгать не нужно. Просто притворимся, что ты это сделалдля меня.

– Для тебя, – сказал он. – Только тывыглядела немного иначе.

– А покрепче обнять человека ты не можешь?

– Не поломав ему костей – нет, – сказал он. Идобавил: – Во всяком случае, стоя.

– А кто сказал, что мы непременно должны стоять?

– Не я, – сказал он и, подхватив ее на руки, понеск постели. – Дай только закрою жалюзи. Я ничего не имею против того, чтобыты развлекала армию. Но для развлечения слуг в кухне имеется радио. Мы им ненужны.

– Иди скорее, – сказала она.

– Иду.

– Вспомни все, чему я тебя учила когда-то.

– Я и так помню.

– Не всегда.

– Ну вот, – сказал он. – Когда мы с нимпознакомились?

– Мы просто встретились. Ты разве не помнишь?

– Слушай, давай лучше не будем ничего вспоминать и небудем разговаривать, не будем, не будем, не будем.

Немного спустя она сказала:

– Даже на «Нормандии» людям иногда хотелось есть.

– Сейчас вызову стюарда.

– Но ведь этот стюард не знает нас.

– Так узнает.

– Нет. Лучше выйдем отсюда, я хочу посмотреть дом. Чтоты написал за последнее время?

– Что, что. Ничего.

– У тебя разве нет свободного времени?

– Как это свободного?

– Ну, когда ты на берегу.

– Что это значит «на берегу»?

– Том, – сказала она. Они дошли до большой комнатыи уселись в глубокие старые кресла, и она сняла туфли, чтобы ощутить под ногамициновку, устилавшую пол. А потом свернулась в кресле клубочком, распушив своиволосы ему в угоду и потому что она знала, как это на него действует, и теперьпри каждом движении ее головы они колыхались тяжелой шелковистой массой.

– А, чтоб тебя, – сказал он. – Милая, –добавил он.

– Я уже привыкла к твоим проклятиям, – сказалаона.

– Не будем об этом говорить.

– Зачем ты на ней женился, Том?

– Потому что ты была влюблена.

– Причина не слишком основательная.

– Никто этого и не утверждал. Я-то во всяком случае. Номожет быть, мы не будем обсуждать мои старые ошибки, в которых я уже раскаялся?

– Если захочу, будем.