– Сбрось его на пол. Я сейчас, только наколю лед. Слугаушел в деревню.

– Да бог с ним. Мне уже не хочется пить.

– Мне тоже, – сказал он и вернулся в комнату,мягко ступая по циновке после гулкого изразцового пола. Он взглянул на нее иубедился, что она здесь, не исчезла.

– Ты не хочешь о нем говорить, – сказала она.

– Не хочу.

– А почему? Разве так не лучше?

– Он слишком похож на тебя.

– Не в том дело. Скажи мне. Он погиб?

– Да, погиб.

– Обними меня, Том, только крепче. Я, кажется, правдазаболела.

Он почувствовал, что ее бьет дрожь, и он опустился на колениу кресла, и обнял ее, и чувствовал, как она дрожит всем телом. Потом онасказала:

– Бедный ты мой. Бедный, бедный. – Помолчав, онасказала еще: – Прости меня за все, что я когда-нибудь делала или говорила.

– Ты меня прости.

– Бедный ты, и бедная я.

– Бедные все, – сказал он, по не добавил: «БедныйТом».

– Больше тебе нечего мне рассказать?

– Нет. Только это.

– Вероятно, мы потом научимся справляться.

– Очень может быть.

– Я бы хотела заплакать, но у меня внутри толькопустота, от которой мутит.

– Понимаю.

– У всех это случается?

– Почти. Но у нас это уже больше случиться не может.

– Мне теперь кажется, будто мы в доме у мертвого.

– Я жалею, что не сказал тебе, как только мывстретились.

– Да нет, все равно, – сказала она. – Тывсегда был такой, все откладывал. Я не жалею.

– Я так нестерпимо хотел тебя, что поступил, как эгоисти дурак.

– Это не эгоизм. Мы всегда любили друг друга. Толькослишком часто совершали ошибки.

– Особенно я.

– Нет. Мы оба. Давай больше никогда не будем ссориться,хорошо?

Что-то вдруг произошло в ней, она наконец разрыдалась исказала:

– О Томми, я не могу, не могу это вынести.

– Я понимаю, – сказал он. – Родная моя,дорогая, прекрасная. Я тоже не могу.

– Мы были такие молодые, и глупые, и такие красивыеоба, а Томми – господи, до чего же он был хорош…

– Весь в мать.

– Теперь этого уже и не докажешь ничем.

– Моя бедная любимая девочка.

– Что же мы будем делать дальше?

– Ты будешь заниматься своим делом, а я – своим.

– Нельзя ли нам хоть немного побыть вместе?

– Только если не уляжется ветер.

– Так пусть дует подольше. Иди ко мне – или, можетбыть, это нехорошо сейчас?

– Том бы не осудил нас за это.

– Я тоже так думаю. Помнишь, как ты ходил на лыжах,посадив его к себе на плечи, и мы спускались с гор уже в сумерках и пели,проходя через сад за гостиницей?

– Я всю помню.

– Я тоже, – сказала она. – Почему мы былитакие глупые?

– Мы были не только влюбленными, но и соперниками.

– Увы, да. Но ведь ты никого другого не любишь, правда?Ведь теперь это все, что у нас осталось.

– Нет. Можешь мне верить.

– И я нет. А мы не могли бы вернуться друг к другу, кактебе кажется?

– Не знаю, что бы из этого вышло. Можно попробовать.

– Долго еще продлится война?

– Спроси у того, кто над нею хозяин.

– Несколько лет?

– Год-два во всяком случае.

– А тебя тоже могут убить?

– Вполне.

– Тогда что толку?

– Ну а если меня не убьют?

– Не знаю. Может быть, теперь, когда Тома нет, мы нестанем злобствовать и давать волю самому дурному в себе.

– Я могу постараться. Злобы у меня нет, а с дурным всебе я научился справляться. Правда.

– Вот как? Это проститутки тебя умудрили?

– Должно быть. Но если мы будем вместе, они мне непонадобятся.

– Ты всегда умел для всего найти красивые слова.

– Ну вот. Уже начинается.

– Нет. Ведь мы в доме у мертвого.

– Ты это уже говорила.

– Извини, пожалуйста, – сказала она. – Но яне знаю, как по-другому сказать то же самое. У меня сейчас как-то немеетвнутри.

– Чем дальше, тем больше будет неметь, – сказалон. – И вначале это не дает облегчения. Но потом будет легче.

– Скажи мне все самое худшее, что тебе известно, можетбыть, тогда быстрей онемеет совсем.

– Хорошо, – сказал он. – Как же я люблю тебя,господи.

– И всегда любил, – сказала она. – Ну, говориже.

Он сидел у ее ног и не смотрел на нее. Он смотрел на котаБойза, который лениво развалился на циновке в солнечном прямоугольнике,падавшем от большого окна.

– Он был сбит зенитным орудием во времяразведывательного полета в районе Абвиля.

– Он не выпрыгнул с парашютом?

– Нет. Машина сгорела. Вероятно, его убило сразу.

– Слава богу, – сказала она. – Слава богу,если так.

– Я почти уверен в этом. Он бы успел выпрыгнуть.

– Ты мне правду говоришь? Может быть, парашют сгорелпосле того, как он выпрыгнул?

– Нет, – солгал он, решив, что на сегоднядовольно.

– От кого ты узнал?

Он назвал знакомое имя.

– Тогда это верно, – сказала она. – У менябольше нет сына и у тебя тоже. Надо привыкать к этому. Больше ты ничего незнаешь?

– Нет, – сказал он, стараясь, чтобы это прозвучалокак можно правдивей.

– А мы будем жить дальше?

– Именно.

– Чем же?