засомневался я, — Подумаешь, опоздание на день-два? Ведь, были объективные причины…

— Я рыцарь! — задрал подбородок Вензель, — А значит, моё слово — это слово рыцаря! Я еду!

— Добрый путь… Храни вас Бог… — пробормотал я в спину удаляющегося юноши.

Наутро мы встали затемно и первыми отправились в путь. Во всяком случае, других следов копыт или полозьев на дороге не было. Часа через два мы наехали на молодого рыцаря. Точнее, на то, что осталось от него и двух его коней. Прямо скажу, мало что осталось. А волки, наверное, на целую неделю нажрались…

Я плохо смыслю в следах. А вот, Катерина, как оказалось, хорошо! Она и рассказала, как один из волков выпрыгнул впереди на дорогу, пугая лошадь и заставляя её отскочить в сторону, в снег, чуть не по самое брюхо. А уже потом из этого снега выскочила стая… Шансов спастись у Вензеля не было. Один, с мечом, на застрявшей в снегу лошади… нет, не было у него шансов.

Вторая лошадь, испугавшись, бросилась назад по дороге, но там её уже ждали. Стая оказалась довольно крупная, пожалуй, побольше чем в двадцать волков. Трёх удалось убить рыцарю. Первый, молодой, неопытный волк, прыгнул на него спереди и напоролся на меч. Второй замешкался. Обычная тактика волка — напрыгнул, рванул зубами, отскочил. А этот промедлил, вцепившись в шею коня, и пытаясь его поскорее загрызть. Его тоже Вензель достал мечом. Последнего, третьего, набросившегося на рыцаря со спины, он прирезал кинжалом, когда тот уже вцепился зубами ему в горло. Можно сказать, отомстил посмертно.

Печальная Катерина хмуро бродила по месту схватки, держа заряженный арбалет на плече. Остановилась.

— Андреас, подойди сюда!

— Что там ещё?

— Вот… В этом кожаном поясе он деньги за выкуп вёз.

И в самом деле, когда волки драли тело рыцаря, то распороли и особый, сложенный втрое, кожаный пояс, в котором были золотые и серебряные кружочки. Сейчас они вытекли двухцветным ручейком прямо в снег.

— И что?

— Как, «что»? Собери! Мы должны будем привезти эти деньги и отдать тому поляку, Юлиушу из Кшешовиц.

— С чего бы? Это была плата за свободу, а наш рыцарь мёртв…

— Но он умер свободным! Собери деньги!

Ну, не знаю… Я присел и принялся сгребать монеты обратно в кожаный пояс. Только осторожно, ведь он порванный.

— Ага! А вот и то, что нужно!

По дороге тащились четыре телеги, гружёные рыбой. Возле телег шли несколько хмурых мужиков, с дубинками на плечах. По всей видимости, охрана.

— Эй, вы! Стойте! — смело вышла им навстречу Катерина, — Видно, вас сам Бог послал! Грузите тело!

— Как можно⁈ — обомлел один из мужиков, по всей видимости, старший, — Ваша милость! Кто же у нас после такого рыбу купит⁈

— А кто узнает? — вопросом на вопрос ответила Катерина, — Вы же в город идёте? Ну, вот! Сгрузите тело возле церкви, отдадите священнику записку… я сейчас напишу… и езжайте себе на рынок, с Богом!

— Дык, по дороге-то к священнику, нас всякий видеть будет!

— Грузите, я говорю!

— Никак нельзя, ваша милость! — насупился старший.

Я наконец-то собрал монеты и распрямился. И шагнул к дороге. Мужиков было человек восемь, все здоровые, крепкие, а я один. Но я был с мечом и в серо-белом плаще крестоносца. Мужики склонились.

— Иди, пиши письмо священнику, — кивнул я Катерине, — А вы, добрые люди, грузите тело. Подложите под него попну, о, их даже две! Значит, подложите две попоны, чтобы тело не касалось вашей рыбы. И, да, можете взять себе седло. Это прекрасное рыцарское седло, оно дорого стоит. И уздечку, и вообще, всё, что понравится. Только одежду с рыцаря не брать и оружие. Это всё отдать священнику.

— Седло можно? — лицо старшего просветлело, — И уздечку? И остальное? Ну, там, подковы с лошадей?

— Я же сказал, всё, кроме одежды и оружия рыцаря!

— Другой разговор, ваша милость! — совсем повеселел старший, — А ну, ребята, перегружай часть рыбы с вон той телеги на соседние! Освобождай место! А ты, Дитрих, и ты Ганс, пошли со мной! И клещи захватите… ну так… на всякий случай… Эх, жалко что шкура лошадиная попорчена! Да и задубела она на морозе, уже и не снять так просто…

Через четверть часа мы уже тронулись с места, оставляя позади медлительные рыбные телеги. Катерина вручила старшему небольшой кошель с деньгами для передачи священнику, чтобы тот организовал отправку тела в родовой замок несчастного рыцаря Вензеля. И девушка уверяла, что туда же, в кошель, сунула записку для священника. А верёвочку от кошеля крепко завязала и запечатала личной печатью.

— Признайся, обманула? — спросил я, когда карета уже набрала ход, — Как же ты написала письмо, если чернила, наверняка, замёрзли?

— Я карандашом написала, — ответила девушка, думая о чём-то своём, — Да и записка-то, всего в несколько слов. Имя и название замка, куда тело доставить. И три золотые монеты на расходы. Ох, Андреас! А ведь ему ещё повезло! Его похоронят в родовой усыпальнице. А сколько людей вот так, безвестно сгинут, и поминай, как звали. И неизвестно, молиться ли о здравии, или уже за упокой души?..

И Катерина надолго замолчала, время от времени возводя глаза к потолку кареты, словно пытаясь сквозь этот потолок разглядеть небеса.

Согласитесь, печальный случай. Но, лично для меня, ещё более грустная история произошла на следующий день, утром. Когда я успел как следует промчаться на Шарике.

Разгорячённый быстрой скачкой, жарко дыша морозным паром, я приказал Троготу остановиться и плюхнулся на сиденье кареты. Шарик, довольный, весело задрав хвост, с восторгом скакал вокруг нас, готовый ринуться вдогонку, когда карета тронется с места.

Катерина почему-то хмурилась.

— Эльке!

— Да, понятно уже!.. — проворчала Эльке, закутываясь в меховое шаубе и открывая дверцу кареты, — Каждый раз, как его милость в карету садится, меня тут же на козлы отправляют… Чего ж непонятного?

— Поговори мне! — задохнулась от неожиданного гнева Катерина, — Ишь, моду взяла! Хозяйкины дела обсуждать! Живо марш, куда сказали, и молча!

— А я что? — забормотала служанка, опомнившись и сообразив, что Катерина не в духе, — А я ничего! Я говорю: всегда готова услужить!

— Марш!

— Тебя что, злые мухи покусали? — удивился я, когда мы остались одни, — Раньше