вделанную прямо внутрь приборной панели. — Напрягает какой-то замкнутый цикл происходящего. Потому что я уверен, что и нашим старшим тоже в детстве что-то пытались объяснить. Небось после того, как сами что-то поняли, давали себе обещание, что уж собственным детям они все разложат по полочкам. Все разжуют и разъяснят.

Может Арди не умел шутить, но он умел слушать. Милар говорил не про каких-то абстрактных «старших», а про самого себя. Про то обещание, которое дал себе относительно собственных детей.

И, которое, судя по всему, не мог сдержать…

— А потом ты сталкиваешься с реальностью, — капитан поспешил подтвердить догадку Ардана. — Что сколько не объясняй, сколько не разжевывай, а в какой-то момент увидишь перед собой собственную копию. Спорящую с тобой до такой степени, что коленки начинают трястись… И ты отмахиваешься. Говоришь — « повзрослеешь, поймешь». И понимаешь что если твой ребенок не окажется в числе тех единиц, которые всю жизнь проживают с мозгами инфантильного подростка, он ведь поймет. Жизнь научит. Все расставит по своим местам. И тихонько молишься Вечным Ангелам и Светлоликому, чтобы уроки не оказались слишком уж тяжелыми. И болезненными.

Ардан, во всей этой тираде, не понимал только одного.

— К чему ты, Милар?

Капитан сжал руль. Так сильно, что скрипнула оплетка, а костяшки его пальцев побелели.

— Сегодня, когда я прощался с женой и детьми, напарник, то я прощался с ними, — тихо произнес он с нажимом на предпоследнее слово. — И мне стало так страшно, Ард, так жутко, что я могу их больше не увидеть… впервые, за столько лет службы, я почувствовал, что это может быть в последний раз. Когда я их обнял. Когда с ними посмеялся. Когда взбесился из-за какой-то мелочи. Когда себя же за это укорил. Когда мы все, сидя за столом, пили чай и о чем-то болтали.

— И…

— И я понял, напарник, что за взрослением находится еще одна грань, — капитан потянулся к сигарете, дернул рукой и так и не забрал ту из пепельницы. — Старение. Сегодня, Ард, я понял, что начал стареть.

Они снова замолчали. И город молчал вместе с ними. Слушал и молчал. Потому что, наверное, слышал такие разговоры сотни тысяч раз. Слышал и слушал. Как и сейчас. Может в соседнем окне, где горел свет, кто-то обсуждал нечто подобное. А может даже и не в одном.

Как говорила Анастасия — в каждом окне, в каждом автомобиле, в каждом трамвае хранились тысячи историй. Таких же, как у остальных и, в то же время, совсем других.

— Ты не затягивай с Тесс, — той же интонацией, за несколько улиц до Черного Дома, прошептал Милар. — Не хотел тебе говорить сейчас, но… раз уж начали этот дурацкий разговор, то…

— Её отец собирается приехать в Метрополию, — закончил за напарника Ардан.

— Уже узнал?

— Догадался, — Ардан вновь отвернулся к окну. Там воздушные, сказочные здания Центральных районов постепенно сменялись высотками Нового Города, беззастенчиво все ближе и ближе подбирающихся к небесной выси. — Когда доберется?

— К окончанию твоих экзаменов.

— Ну, тогда у меня есть все шансы, что встреча не состоит…

Милар ударил его плечу. Несильно, но достаточно ощутимо.

— Пока не научишься, постарайся шутить на более простые темы, напарник, — буркнул капитан.

— Извини, — искренне извинился Ардан. — Не подумал.

Он действительно не подумал, что если у него не состоится встреча с генерал-губернатором Шамтура, то и Милар уже больше не обнимет своих детей…

Действительно — дурацкая шутка.

— Проклятье, Ард… Если ты действительно прав и с Пауками все так, как ты предполагаешь, то, не знаю… с меня… с меня…

— Подсказка, что дарить Дину и Пламене на свадьбу.

— Ха! — хмыкнул Милар. — Мне бы кто подсказал… Вечные Ангелы! Такое впечатление, что у нас на начало лета запланирована половина жизни. Столько событий, что все и не упомнишь. Я и думать забыл про их свадьбу.

Арди, если честно, тоже забыл. Ему Тесс напомнила недавно.

И снова тишина. Тишина, разбавляемая лишь тарахтением двигателя, стуком подвески и шумом шин, скользящих по асфальту. И, наверное, тихим, едва различимым шепотом города, к которому Ардан пока еще не научился прислушиваться. Но он старался. Пусть и не всегда.

Они затормозили около парковки Черного Дома. Здесь устало дремало несколько практически идентичных копий автомобиля капитана Пнева. Спали около тротуара в ожидании часа, когда им снова придется рассекать серый сумрак столицы.

Милар встал на свое место, выключил двигатель и посмотрел на сигарету. Та тихонько тлела. Маленький, красный, едва заметный огонек жег тонкую бумагу, опаляя просмоленные листья дешевого табака. Он весело искрил и был готов по первому же зову вспыхнуть ярким огнем. Пусть и не долгим.

Хороший, живой огонек.

— Есть время передумать, — тихо, едва-едва слышно, одними губами произнес Милар.

— Знаю.

— Передумаешь?

— Нет… а ты?

— Нет.

Ардан хотел, в силу природного любопытства, спросить — « почему», но не спросил. Может, Милар хотел задать такой же вопрос, но тоже не задал.

Вместе они вышли из салона и, пройдя пару метров, поднялись по гранитной лестнице. На входе их встретило несколько охранников, внесших в книгу учета служебные номера капитана и капрала.

Затем короткий коридор и… лифт. Самый обычный, ничем непримечательный элеватор. С той лишь разницей, что вместо того, чтобы поднимать своих визитеров вверх, спускал вниз.

А вместо панели с кнопками или маховиком с рычагом, несколько характерных гнезд. Милар достал связку медальонов и вставил один в углубление.

Панель вспыхнула Лей-свечением, а затем решетчатые двери закрылись, и они поползли вниз. Сохраняя тишину и молчание. Звенели тросы, тарахтел противовес, скользящий позади кабины, а Арди старательно оттягивал воротник сорочки, стараясь не обращать внимания на то, как постепенно сужались стенки и становилось все труднее и труднее дышать.

Спина покрылась испариной и Ард сам не заметил, как всем весом облокотился на посох.

Наконец, через некоторое время, кабина замерла и двери открылись, выпуская напарников в ничем непримечательного вида коридор. Тот ничем не отличался от своих собратьев с верхних этажей. Тот же вишневый паркет, укрытый утоптанными коврами, посеревшими из-за того, как часто их мыли. Стеновые панели, украшенные ничем не выделяющимися картинами.

И, как и всегда, двойные двери, не выделяющиеся табличками или подписями. Они с Миларом миновали несколько, после чего прошли внутрь просторного помещения.

Настолько просторного, что здесь помещалось