И все же даже самый прочный материал может вдруг дать трещину – краснодарское дело, по сути, было скромным цветком в сравнении с сотнями других дел, пожестче. Но именно это краснодарское дело внезапно надломило психику опытного следователя.

Вскоре после своего возвращения из Краснодара Юрасов стал пациентом психиатрической клиники, где бывший наставник Курский иногда навещал его.

Осуществив свою краснодарскую фантазию, Зоя немедленно покинула Родину – не повидавшись ни с матерью, ни с сестрой… Она страстно любила их, но цель ее жизни требовала собранности сердца – свидание с матерью и сестрой могло всколыхнуть в ней слишком нежные чувства – таких чувств она не могла позволить себе, покуда… покуда жив и дышит убийца Майкла Джексона.

Она не собиралась писать о жизни Майкла Джексона глубокий европейский роман в стиле Пруста – это она соврала Рэйчел зачем-то. Зоя лгала как ангел – нечто присутствовало в ее лице, в ее беззащитной усмешке, в ее мечтательных и смелых зрачках – нечто, что исключало возможность лжи. Зоя пользовалась этой собственной способностью внушать доверие так же виртуозно, как пользовалась приемами всех прочих боевых искусств, коими она владела.

А владела она… Да, она была более чем одаренная девочка.

Насколько Рэйчел Марблтон не соответствовала избранной ею роли расследовательницы преступлений, настолько Зоя словно бы самой природой создана была для их совершения. Впрочем, ее поступки не казались ей преступлениями, напротив – это были подвиги, и одновременно это были произведения искусства – искусства священной мести.

Героические и вместе с тем филигранные акты, деяния с ювелирной отделкой, требующие точного расчета, отваги, вдохновения, – так мыслила Зоя о своих убийствах, ну и, конечно же, подобные экстраординарные и дерзкие преступления требовали покровительства небес.

Зоя заключила союз с небесами, ей казалось, что она стала суперагентом неба.

Но не только небо пользовалось виртуозностью Зои Синельниковой и не только лишь в область убийств распространялись выдающиеся таланты этой русской девочки. Она могла успешно выполнять самые деликатные поручения, могла менять личины, с легкостью овладевала иностранными языками, и даже на тех языках, которые она знала поверхностно, она изъяснялась без акцента: при кратком общении могла создать иллюзию уроженки самых разных стран. Стоило ей покрасить волосы в черный цвет, как почти финский белокурый ангел преображался в задумчивую француженку: она начинала лепетать, сутулиться, семенить, летаргически вздергивать верхнюю губу, а взгляд ее наполнялся чем-то вроде легкого эротического беспокойства, испытываемого в длинном бетонном туннеле. В образе англичанки она была безупречна: интровертный ребенок из закрытой школы, прекрасный, спортивный, сурово воспитанный. Удавались ей и американки, хотя она и не особо любила эту роль, ибо приходилось громко беседовать о деньгах и отношениях, не забывая при этом уродливо морщить лоб и возмущенно гримасничать.

Удавались гордые полячки, скромные и нежные чешки, озабоченные венгерки. Проще всего было изображать скандинавских девушек, для которых спорт и пространство – одно целое, а очи словно бы всегда отражают снег.

Удавалась ей также берлинская девочка-панк: достаточно было обзавестись парочкой грубых украшений, стриженным затылком, бушлатом, несколькими фальшивыми татуировками – и девичий призрак из Кройцберга являлся перед вами. Швейцарки и француженки составляли южную границу ее европейских перевоплощений, она не взялась бы изображать итальянку или испанку, хотя ей случалось бывать австралийкой или новой зеландкой. Да что там австралийка! Возможно, мы восторженно преувеличиваем таланты Зои, но сдается, что если бы потребовалось слиться с отрядом австралийских кенгуру, Зоя и тут бы не растерялась: пружинисто отталкиваясь от красной земли, она устремилась бы к горизонту вместе с мускулистыми сумчатыми, и каждый кенгуру в отряде ощутил бы ее как собственную единоутробную сестру.

Да, ей не слишком нравилось изображать американку, громко обсуждая деньги и парней, прежде всего потому, что ни деньги, ни отношения ее не волновали. Относительно денег она (родившаяся в бедности) пребывала в мистической уверенности, что их всегда будет ровно столько, сколько нужно. Спала она только с теми людьми, с которыми требовалось переспать для дела, ну а иногда спала просто с кем попало ради физической разрядки, но, собственно, в разрядках она не особо нуждалась – ее душа агента наслаждалась той жизнью, которую она избрала.

Что же касается сплетен о ее якобы сексуально окрашенных взаимоотношениях с ее приемным отцом, сэром Роальдом Уайлдом, то это вздор – во-первых, сэр Роальд бы уже весьма стар, когда встретил и удочерил Зою, а во-вторых, жизнь научила этого замечательного человека доверять свое закаленное тело исключительно женщинам китайского происхождения.

– Китайская империя изобрела все на свете, включая секс, – лукаво твердил этот ветхий старец, наделенный ясными, словно бы светящимися очами.

Будучи джентльменом самых благородных кровей, сэр Роальд уже в студенческие кембриджские годы славился остроумием и эрудицией, а затем немало послужил короне в качестве дипломата и консультанта по самым тонким вопросам.

Полжизни он прожил и проработал в Гонконге, подвизался также на дипломатическом поприще в Китае и на Тайване – короче, слыл специалистом по всему китайскому, кое-кто говорил о нем как об удивительном разведчике, во всяком случае сэр Роальд не отрицал того факта, что в бурные шестидесятые годы ему пришлось провести некоторое время в китайской тюрьме.

В результате он обожал Китай и, вернувшись наконец в Англию, разразился даже небольшой книгой о древней китайской философии – в этом сочинении все знакомые сэра Роальда смогли обнаружить ту же самую смесь остроумия и эрудиции, коей почтенный джентльмен поражал друзей еще в студенческие годы.

Кроме китайских женщин и китайской философии сэр Роальд (на удивление своим приятелям) боготворил нудизм и предпочитал в теплое время года тусоваться нагишом в тех местах, где это не возбранялось приличиями.

Должно быть, как в силу британского воспитания, так и по роду своих занятий, ему слишком многое приходилось скрывать – его душа и дела таились от внешнего мира за многими покровами, поэтому ему ничего другого не оставалось, как обнажать свое тело: единственный незасекреченный объект, которым он располагал.

Тело ему перепало невысокое, крепкое, не особенно стареющее. При его прочном сложении голосом он обладал нежным и слабым – незнакомые с ним люди, общаясь с ним по телефону, могли подумать, что на связь вышла белоснежная козочка, затерявшаяся среди кустов сирени. Но сэр Роальд не был козочкой.

Как и где встретил этот человек Зою Синельникову – этого мы не знаем. Как так вышло, что этот англичанин, всю жизнь мысливший в направлении Китая, вдруг привязался в старые свои годы к русской девочке и даже официально удочерил ее (при том, что у него имелась и настоящая родная