ни в чем не признался в камере и не говорил о ней с тех пор, как мы покинули тюрьму, его страданий невозможно не заметить.

– Мы поедем вместе, – заявляю я. – Что, если мсье Оберст не поверит тебе? А меня он выслушает.

Гийом мрачнеет.

– Тебе лучше остаться здесь, с малышом. Отдохни немного. Когда мсье Оберст узнает, что случилось, он обязательно придет.

Я кошусь на младенца у груди Агаты.

– Я поспешу разыскать мсье и вернусь с ним. – Гийом подходит ко мне и берет меня за руку. – Даю тебе слово.

Я киваю, слишком измученная, чтобы возражать.

– Во сколько начинается суд? – спрашивает Агата.

– В девять, – отвечает за меня Гийом.

Бенуа кладет руку мне на плечо.

– Не волнуйтесь, мадемуазель. Гийом приведет этого человека. Вы и глазом моргнуть не успеете.

Дворец правосудия

Софи

Ночь пролетает незаметно, а Гийом все не возвращается. На небе занимается заря. Бенуа уходит на работу, Агата будит детей и разводит огонь в очаге. Я молюсь, чтобы с улицы как можно скорее донесся цокот копыт лошади Гийома и еще одного коня. А потом Жозеф спешится и сообщит властям, что они совершили ужасную ошибку. Но от обоих по-прежнему ни слуху ни духу. Если бы не Ларин малыш, я чувствовала бы себя такой одинокой, как никогда в жизни.

В семь утра мне приходится отправиться во Дворец правосудия совершенно одной. Прежде чем оставить младенца с Агатой, я целу́ю его в маленькую головку, вдыхая аромат уникального произведения моей сестры, похожий на запах сладкого молока с хлебом.

Город кажется мне куда больше, чем прежде. Однако теперь Париж душат злоба и жажда крови, пропитывающие кварталы. Облик столицы враждебен и колюч, и, хотя солнце уже взошло и светит вовсю, воздух холоден, как брюхо угря.

Я являюсь во дворец слишком рано, но перед зданием уже многолюдно. Мне ничего не остается, как ждать, коротать мучительные минуты, пристально вглядываться в толпу и надеяться в любой момент увидеть двоих направляющихся ко мне мужчин. Гийом дал слово. Даже если дорога к замку мсье Гюйо заняла больше времени, чем он рассчитывал, они с Жозефом должны вот-вот приехать.

Время сочится по капле, и я, не в силах стоять на месте, поднимаюсь по ступеням Дворца правосудия, чтобы лучше видеть улицу. В эту минуту к подъезду подкатывает крытая повозка, и из нее выталкивают каких‑то людей. Раздаются полные ненависти возгласы, и я догадываюсь, что это узники, доставленные из соседней Консьержери. Среди них должна быть и Лара. Где же Жозеф? Где Гийом? Время на исходе.

Я прикладываю руку козырьком ко лбу и продолжаю лихорадочно высматривать Жозефа. В тот момент, когда напряжение становится непереносимым, и я готова выкрикнуть, перекрывая шум города, его запятнанное имя, он появляется. Я вижу его в жаждущей крови толпе. И узнала бы эту осанку, эти волнистые белокурые волосы где угодно, хотя теперь при виде их меня охватывает непривычное отвращение.

Я встаю на цыпочки и вытягиваю шею.

– Жозеф! – ору я так громко, что у меня закладывает уши.

Но он не откликается, потому что в это мгновение какой‑то мужчина хлопает его по руке. Покачнувшись, Жозеф оборачивается, и незнакомец заводит с ним оживленный разговор. Мой крик не достиг его ушей. И Жозеф ничего не знает. В противном случае он уже несся бы по ступеням ко входу во дворец.

– Жозеф! – На сей раз я издаю неподобающий, истошный, обжигающий горло вопль. Жозеф непременно должен услышать его, увидеть меня, отчаянно размахивающую руками. Он подается вперед, словно собираясь направиться к зданию суда. Затем делает шаг назад и позволяет незнакомцу обнять себя за плечи. Чего он ждет?

– Объявляется судебное разбирательство по делу… – доносится от дверей Дворца правосудия громкий голос. Я оборачиваюсь. На пороге стоит служащий и, посматривая в зажатый в руке список, оглашает имена маркиза дю Помье, его жены, Адриена де Пиза, приспешника мадам, и наконец самой мадам – Ортанс Оберст, урожденной дю Помье.

«Имя мадам, вписанное в графу одного из их списков…» Вот только в этом здании находится совсем не та женщина, которая откликается на это имя, не та, что ответственна за преступления. Здесь – моя сестра.

Я оборачиваюсь к толпе, но Жозефа и след простыл.

– ЖОЗЕФ! – снова раздается мой обвиняющий – и в равной мере отчаянный – вопль. – ЖОЗЕФ!

Я кручу головой и вытягиваю шею, пытаясь отыскать его взглядом. Потом бросаюсь со ступеней вниз, чтобы найти его, но толпа уже устремляется во дворец. После нескольких минут тщетной борьбы я позволяю увлечь себя внутрь.

Когда я добираюсь до зала суда – огромного помещения, наводненного людьми, чей гомон эхом отражается от богато украшенных стен, выясняется, что заседание уже началось. Под самым потолком, с которого спускаются заостренные концы сводов, похожие на наконечники копий, в ложе сидит судья и внимает служащему, обращающемуся к публичному обвинителю. Адвокатов, без которых, по моему разумению, в суде не обойтись, я не вижу. Жюри присяжных представлено жалкой горсткой убогих ничтожеств. Это не судебный процесс, хочется крикнуть мне. Это фарс.

Объявив первого обвиняемого виновным, судья завершает разбирательство всего через несколько минут после начала и велит страже ввести следующего заключенного.

– Мадам Ортанс Оберст!

Какая радость и облегчение охватили бы меня, если бы из этой группы подсудимых сейчас вышла мадам! Но появляется Лара – и сразу предстает перед прокурором. Весь ее вид – узор на платье, грязные щеки, растрепанные золотистые волосы, бессильно свисающие вдоль спины, – надрывает мне сердце. Но больше всего меня трогает выражение усталой обреченности на ее лице. Мне хочется внушить ей, чтобы она боролась, не теряла надежду.

– Эта женщина не Ортанс Оберст! – кричу я.

Зрители, умолкшие было при виде Лары, начинают перешептываться. Сестра смотрит на меня и слабо улыбается.

Я открываю рот, чтобы повторить свои слова, но судья уже поворачивается к Ларе и спрашивает:

– Мадам, как вас зовут?

– Ее зовут мадам Ортанс Оберст, – вмешивается прокурор. – Урожденная Ортанс Амандина Алуэтта Луиза дю Помье. У меня тут написано. – Он прижимает палец к лежащим перед ним бумагам, как будто это Слово Божие.

– Ваше имя? – снова спрашивает судья у Лары.

– Я… я Лара Тибо.

Сначала воцаряется безмолвие, после чего ропот зрителей нарастает.

– Это Лара Тибо! – повторяю я.

Судья нетерпеливо оглядывает сестру.

– Отлично, давайте с этим разберемся. Приведите других подсудимых. – Служащий суда в замешательстве смотрит на судью. – Двоих других, – поясняет судья. – Маркиза и его жену.

Я озираюсь, ища взглядом людей, о которых говорит судья. Тут меня