Делай неустанно. Если вспомнишь в нощи, отходя ко сну: «Я неисполнил, что надо было», то немедленно восстань и исполни. Если кругом тебялюди злобные и бесчувственные и не захотят тебя слушать, то пади пред ними и уних прощения проси, ибо воистину и ты в том виноват, что не хотят тебя слушать.А если уже не можешь говорить с озлобленными, то служи им молча и в уничижении,никогда не теряя надежды. Если же все оставят тебя и уже изгонят тебя силой,то, оставшись один, пади на землю и целуй ее, омочи ее слезами твоими, и дастплод от слез твоих земля, хотя бы и не видал и не слыхал тебя никто в уединениитвоем. Верь до конца, хотя бы даже и случилось так, что все бы на землесовратились, а ты лишь единый верен остался: принеси и тогда жертву и восхвалиБога ты, единый оставшийся. А если вас таких двое сойдутся, то вот уж и весьмир, мир живой любви, обнимите друг друга в умилении и восхвалите Господа: ибохотя и в вас двоих, но восполнилась правда его.

Если сам согрешишь и будешь скорбен даже до смерти о грехахтвоих или о грехе твоем внезапном, то возрадуйся за другого, возрадуйся заправедного, возрадуйся тому, что если ты согрешил, то он зато праведен и несогрешил.

Если же злодейство людей возмутит тебя негодованием искорбью уже необоримою, даже до желания отомщения злодеям, то более всегострашись сего чувства; тотчас же иди и ищи себе мук так, как бы сам был виновенв сем злодействе людей. Приими сии муки и вытерпи, и утолится сердце твое, ипоймешь, что и сам виновен, ибо мог светить злодеям даже как единый безгрешныйи не светил. Если бы светил, то светом своим озарил бы и другим путь, и тот,который совершил злодейство, может быть, не совершил бы его при свете твоем. Идаже если ты и светил, но увидишь, что не спасаются люди даже и при свететвоем, то пребудь тверд и не усомнись в силе света небесного; верь тому, чтоесли теперь не спаслись, то потом спасутся. А не спасутся и потом, то сыны ихспасутся, ибо не умрет свет твой, хотя бы и ты уже умер. Праведник отходит, асвет его остается. Спасаются же и всегда по смерти спасающего. Не принимает родлюдской пророков своих и избивает их, но любят люди мучеников своих и чтят тех,коих замучили. Ты же для целого работаешь, для грядущего делаешь. Награды женикогда не ищи, ибо и без того уже велика тебе награда на сей земле: духовнаярадость твоя, которую лишь праведный обретает. Не бойся ни знатных, ни сильных,но будь премудр и всегда благолепен. Знай меру, знай сроки, научись сему. Вуединении же оставаясь, молись. Люби повергаться на землю и лобызать ее. Землюцелуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, все люби, ищи восторга иисступления сего. Омочи землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои.Исступления же сего не стыдись, дорожи им, ибо есть дар Божий, великий, да и немногим дается, а избранным.

и) О аде и адском огне, рассуждение мистическое

Отцы и учители, мыслю: «Что есть ад?» Рассуждаю так:«Страдание о том, что нельзя уже более любить». Раз, в бесконечном бытии, неизмеримом ни временем, ни пространством, дана была некоему духовному существу,появлением его на земле, способность сказать себе: «Я есмь, и я люблю». Раз,только раз, дано было ему мгновение любви деятельной, живой, а для того данабыла земная жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сие счастливоесущество дар бесценный, не оценило его, не возлюбило, взглянуло насмешливо иосталось бесчувственным. Таковой, уже отшедший с земли, видит и лоно Авраамовои беседует с Авраамом, как в притче о богатом и Лазаре нам указано, и райсозерцает, и ко Господу восходить может, но именно тем-то и мучается, что коГосподу взойдет он, не любивший, соприкоснется с любившими любовью ихпренебрегший. Ибо зрит ясно и говорит себе уже сам: «Ныне уже знание имею ихоть возжаждал любить, но уже подвига не будет в любви моей, не будет и жертвы,ибо кончена жизнь земная и не придет Авраам хоть каплею воды живой (то естьвновь даром земной жизни, прежней и деятельной) прохладить пламень жажды любвидуховной, которою пламенею теперь, на земле ее пренебрегши; нет уже жизни, ивремени более не будет! Хотя бы и жизнь свою рад был отдать за других, но уженельзя, ибо прошла та жизнь, которую возможно было в жертву любви принесть, итеперь бездна между тою жизнью и сим бытием». Говорят о пламени адскомматериальном: не исследую тайну сию и страшусь, но мыслю, что если б и былпламень материальный, то воистину обрадовались бы ему, ибо, мечтаю так, вмучении материальном хоть на миг позабылась бы ими страшнейшая сего мукадуховная. Да и отнять у них эту муку духовную невозможно, ибо мучение сие не внешнее,а внутри их. А если б и возможно было отнять, то, мыслю, стали бы оттого ещегорше несчастными. Ибо хоть и простили бы их праведные из рая, созерцая мукиих, и призвали бы их к себе, любя бесконечно, но тем самым им еще более быприумножили мук, ибо возбудили бы в них еще сильнее пламень жажды ответной,деятельной и благодарной любви, которая уже невозможна. В робости сердца моегомыслю, однако же, что самое сознание сей невозможности послужило бы им наконеци к облегчению, ибо, приняв любовь праведных с невозможностью воздать за нее, впокорности сей и в действии смирения сего, обрящут наконец как бы некий образтой деятельной любви, которою пренебрегли на земле, и как бы некое действие, снею сходное… Сожалею, братья и други мои, что не умею сказать сего ясно. Ногоре самим истребившим себя на земле, горе самоубийцам! Мыслю, что уженесчастнее сих и не может быть никого. Грех, рекут нам, о сих Бога молить, ицерковь наружно их как бы и отвергает, но мыслю в тайне души моей, что можно быи за сих помолиться. За любовь не осердится ведь Христос. О таковых я внутренново всю жизнь молился, исповедуюсь вам в том, отцы и учители, да и ныне на всякдень молюсь.

О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря ужена знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные,приобщившиеся сатане и гордому духу его всецело. Для тех ад уже добровольный иненасытимый; те уже доброхотные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв Богаи жизнь. Злобною гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровьсобственную свою сосать из своего же тела начал. Но ненасытимы во веки веков ипрощение отвергают, Бога, зовущего их, проклинают. Бога живаго без ненавистисозерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтоб уничтожил себя Боги все создание свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти инебытия. Но не получат смерти…

Здесь оканчивается рукопись Алексея Федоровича Карамазова.Повторяю: она не полна и отрывочна. Биографические сведения, например, обнимаютлишь первую молодость старца. Из поучений же его и мнений сведено вместе, какбы в единое целое, сказанное, очевидно, в разные сроки и вследствие побужденийразличных. Все же то, что изречено было старцем собственно в сии последние часыжизни его, не определено в точности, а дано лишь понятие о духе и характере исей беседы, если сопоставить с тем, что приведено в рукописи Алексея Федоровичаиз прежних поучений. Кончина же старца произошла воистину совсем неожиданно.Ибо хотя все собравшиеся к нему в тот последний вечер и понимали вполне, чтосмерть его близка, но все же нельзя было представить, что наступит она стольвнезапно; напротив, друзья его, как уже и заметил я выше, видя его в ту ночьстоль, казалось бы, бодрым и словоохотливым, убеждены были даже, что в здоровьеего произошло заметное улучшение, хотя бы и на малое лишь время. Даже за пятьминут до кончины, как с удивлением передавали потом, нельзя было еще ничегопредвидеть. Он вдруг почувствовал как бы сильнейшую боль в груди, побледнел икрепко прижал руки к сердцу. Все тогда встали с мест своих и устремились кнему; но он, хоть и страдающий, но все еще с улыбкой взирая на них, тихоопустился с кресел на пол и стал на колени, затем склонился лицом ниц к земле,распростер свои руки и, как бы в радостном восторге, целуя землю и молясь (каксам учил), тихо и радостно отдал душу Богу. Известие о кончине его немедленнопронеслось в ските и достигло монастыря. Ближайшие к новопреставленному и комуследовало по чину стали убирать по древлему обряду тело его, а вся братиясобралась в соборную церковь. И еще до рассвета, как передавалось потом послухам, весть о новопреставленном достигла города. К утру чуть не весь городговорил о событии, и множество граждан потекло в монастырь. Но о сем скажем вследующей книге, а теперь лишь прибавим вперед, что не прошел еще и день, каксовершилось нечто до того для всех неожиданное, а по впечатлению,произведенному в среде монастыря и в городе, до того как бы странное, тревожноеи сбивчивое, что и до сих пор, после стольких лет, сохраняется в городе нашемсамое живое воспоминание о том столь для многих тревожном дне…