Зак встретил гостя в линялой футболке с Гэндальфом, мешковатых джинсах и шлепанцах, унаследованных, должно быть, от покойного дедушки. Жидкие волосы были по-прежнему взъерошены, однако Росс заметил, что они начали седеть и редеть, а былой пушок на щеках превратился в жесткую щетину, странно смотрящуюся на бледной полудетской физиономии.

Росс пробрался через лабиринт компьютерных мониторов, клавиатур и серверов, а также пустых кружек и разорванных картонных упаковок, заполонивших почти всю гостиную, и плюхнулся на продавленный диван в дальнем ее конце. Единственное, что появилось тут нового с его последнего прихода – два огромных телеэкрана: один был выключен, на другом, во всю стену, транслировалось видеоизображение звездного неба.

– Похоже, насчет Марса ты не шутил, Зак?

– Это прямое включение из британской обсерватории на острове Мауна-Кеа, на Гавайях. – Зак нагнулся погладить кота. Тот зашипел, выгнул спину и метнулся прочь. – Ищу, куда свалить, пока на этой планетке все звездой не накрылось. Есть, конечно, некоторые технические проблемы – где найти условия для поддержания белковых форм жизни, как туда добраться, – но они решаемы.

С этими словами Боккс присел и принялся что-то печатать сперва на одной клавиатуре, лежащей на полу, затем на другой. На экранах перед ним появлялись строчки и столбцы цифр, на взгляд Росса, совершенно бессмысленные.

– Черт! – бормотал Зак. – Кретины! Поверить не могу! Да что же вы творите, долбогрёбы? Так… а тут что?

На гостя он больше внимания не обращал.

Росс поерзал на диване, чувствуя, как впивается в зад сломанная пружина. Похоже, общаться с людьми Зак за эти годы тоже не научился – так и остался ненамного дружелюбнее своего кота.

Наконец он повернулся к гостю.

– Щас, минуточку! Тут Центру правительственной связи надо кое с чем разобраться, а еще ЦРУ в Ираке напортачили…

– Я тебя не тороплю. Спасай мир на здоровье.

– Честно говоря, – пробормотал Зак, вглядываясь в монитор и нетерпеливо постукивая по клавиатуре, – иногда мне кажется, что все эти ребята там, в высших сферах… как бы это повежливее… просто конченые мудаки!

– А кофе у тебя не найдется? – спросил Росс. В голове у него еще слегка шумело после выпитого.

– На кухне. Есть и чайник, и кофемашина – дальше сам разбирайся. Кстати, несет от тебя, как от коньячного завода.

Росс отправился на кухню, выглядящую так, словно по ней пронесся ураган. Не без труда разыскал в шкафу единственную относительно чистую чашку, а возле кофемашины – несколько кофейных капсул. Сварил себе тройной эспрессо и вернулся с ним в комнату.

На этот раз Боккс изволил к нему повернуться.

– Ну, чё?

– Как дела? – спросил Росс.

– Паршиво. Подумываю об эвакуации. Серьезно, всем нормальным людям пора отсюда смываться, и поскорее.

– Не спорю.

– Эта планета летит ко всем чертям. Дни ее сочтены. Пора приискивать себе уютное местечко где-нибудь в соседней галактике… Но ты вряд ли заехал ко мне спросить, как дела?

– Нет, решил обратиться за помощью. Нужно вскрыть несколько баз данных.

– Мм?

Не раскрывая детали, Росс объяснил, что именно ему нужно.

Зак слушал его, одновременно набирая что-то на клавиатуре. Когда Росс умолк, он сказал:

– Ага. Ясно. Анализы ДНК – стандартные, митохондриальные и игрек-КТП, в Лос-Анджелесе – или, вернее, по всей Южной Калифорнии. Хочешь, чтобы я заглянул в их базы данных?

– Да.

– Как насчет нарушений закона?

– Если понадобится – нарушай. Думаю, ты умеешь заметать следы.

– Знаешь, Росс, я просто так, для развлечения этим больше не занимаюсь. Теперь я этим зарабатываю. У меня бизнес. Сечешь?

– Да, понимаю.

– И бабло мне во как нужно! Я коплю, знаешь ли. Чтобы отсюда убраться.

– Из этой квартиры?

Боккс уставился на него, словно на сумасшедшего.

– С этой гребаной планеты! И, если у тебя есть хоть капля мозгов, ты тоже об этом подумай.

– Нет, Зак, – серьезно ответил Росс. – Я не хочу бежать с Земли. Я хочу ее спасти.

– Да? Ну, успехов. – Он нажал еще несколько клавиш. – Вот что я сделаю: постараюсь пробраться во все базы данных и в каждую запущу червя. Если найдутся совпадения, червячок мне о них сообщит. И дальше будет сообщать, если такие совпадения появятся в будущем.

– И долго он будет работать? – спросил Росс.

– Да сколько захочешь.

– Когда будут результаты?

– Смотря что я там найду. И потом, у меня еще один заказ, и серьезный – большую программу писать надо… В общем, думаю, результаты будут завтра. Может, сегодня вечером.

– Хорошо.

– Да, и прежде чем начну… Без обид, но деньги вперед.

– Сколько возьмешь?

В первый раз за время разговора Боккс улыбнулся.

– Для тебя – со скидкой. За саму работу – две тысячи, за каждое найденное совпадение – еще тысяча, однако всего не больше трех сверху. Договорились?

– Кредитные карты ты вряд ли принимаешь? – усмехнулся Росс.

Четверг, 16 марта

Настоятель – седой старик с длинной белой бородой, в очках с толстыми стеклами – сидел за столом у себя в кабинете, перед окном, открытым всем стихиям. Окно пробили в каменной стене и забрали решетками в 1336 году те же строители, что воздвигли на каменистой горе, ныне называемой Симоновой скалой, высоко над Эгейским морем, эту святую обитель.

Брат Петр стоял перед настоятелем, сложив руки за спиной. Оба были одеты одинаково, в черные рясы и головные уборы православных монахов, так называемые камилавки — круглые черные шапки с покрывалом, спускающимся на плечи[19]. Единственное отличие состояло в том, что на груди у настоятеля висел на длинной цепи древний золотой крест.

Этот же крест носил и предыдущий настоятель, давно покойный; его можно было увидеть на старой черно-белой фотографии, висящей на стене. На снимке были запечатлены все тогдашние насельники монастыря: три ряда монахов, два – стоя, передний ряд – сидя. В возрасте от двадцати с небольшим до девяноста лет, все они, однако, выглядели одинаково: с длинными бородами, скрывающими нижнюю часть лица, с лицами суровыми и непреклонными.

Фотографию эту, сделанную около пятидесяти лет назад, брат Петр уже видел. Ничего не изменилось с тех пор – ни дворик, где был сделан снимок, ни внешний вид самих монахов. Должно быть, и пять столетий назад все это выглядело точно так же – с той лишь разницей, что тогда монахи не носили очков. Ничего здесь не менялось – и могло бы оставаться неизменным еще пять столетий, если б…