Советники появились на голограммах, как капитаны перед боем с Иубалу, как призраки. Император отсутствовал, но его пустой трон – младший брат могучего сооружения, стоявшего в зале Короля-Солнца, – возвышался за столом в форме подковы. Впрочем, принц Гектор Авент был настолько похож на брата, что вполне мог бы оказаться его клоном. Я был плохо с ним знаком – Викторианские рыцари не находились в его подчинении, – но в некотором смысле его можно было считать вторым по могуществу человеком в Галактике, если, конечно, не учитывать князя Джадда.

Рядом сидели верховные логофеты всевозможных учреждений: леди Леда Аскания из министерства народного просвещения, лорд Алландер Пик из министерства правосудия, лорд Гарен Булсара из коллегии по вопросам колоний и особый советник по сьельсинским вопросам, а также лорд Кассиан Пауэрс, известный как Крессгардский Мститель. Именно Пауэрс руководил карательной операцией в Крессгарде, истребившей сьельсинов после первого контакта. Присутствовали и министр социального обеспечения – хитроватого вида женщина с мрачными глазами, и министр доходов лорд Кордвейнер. Синарх Капеллы Виргилиан, в черно-белой мантии и высокой белой шапке, похожей на головные уборы египетских фараонов. И конечно, Августин Бурбон, министр военных дел. Позади них, за возвышающимися по левую и правую сторону от трона кафедрами, сидели младшие логофеты, схоласты и писцы, чьей ролью было поддерживать утверждения, заверения и показания верховных советников, к которым прислушивались император и верховный канцлер.

Слишком много имен. Слишком много лиц. Слишком много врагов.

– Дамы и господа, – преклонил я колено перед проектором, – приношу извинения за то, что мы вынуждены общаться таким образом. Как вам известно со слов моего капитана, на меня было совершено покушение. Мы расследуем его мотивы, и потому мои советники сочли, что мне небезопасно путешествовать.

Принц Гектор пристально наблюдал со своего низкого кресла в центре стола, ниже трона, за моим рыцарским поклоном. Я, в свою очередь, наблюдал за ним из-под челки и ждал.

– Сведения сильно разнятся, – произнес он более высоким, звучным и мелодичным голосом, чем у императора. – Вы не пострадали?

– Я отсутствовал, – честно ответил я.

Появление Бандита перед Селеной и ее фрейлинами было очевидным свидетельством, и ни к чему было что-то выдумывать.

– Замечательно! – воскликнул лорд Алландер Пик, министр правосудия. – Ходили слухи, что вы погибли.

– Алландер, вы что, не знаете, что его нельзя убить? – фыркнул Августин Бурбон и, навалившись на стол, уставился на меня глазками-буравчиками. – Лорд Марло, я полагаю, что убийца задержан и находится под стражей?

Я посмотрел военному министру в глаза, изучая его взгляд. Мог он знать ответ на свой вопрос? Я искал какой-то намек, признак того, что он желал бы моей смерти, но не смог прочитать на жирном лице ничего.

– Не было никакого убийцы, милорд.

На меня обрушился шквал сумбурных и негодующих вопросов, заставивший парламентского пристава, претора-марсианина в шлеме с белым плюмажем, застучать фасциями по стальной пластине на полу позади кресла принца Гектора. Лязг утихомирил нобилей, они прекратили шептаться, шуршать страницами и листать планшеты.

– Объяснитесь, – нарушив неловкую тишину, бесстрастно потребовал канцлер.

Такой всплеск эмоций со стороны советников показался мне странным, но я решил, что все эти важные шишки настолько привыкли вставлять свои замечания, когда им заблагорассудится, что регулярно перебивали друг друга.

– Был использован нож-ракета, – ответил я, выждав немного на случай нового вмешательства.

Отвечая, я смотрел на лорда Бурбона, ожидая увидеть какие-либо признаки вины, удивление, ликование, что угодно. Но лицо министра военных дел оставалось непроницаемым, как у вымокшей под дождем каменной горгульи.

– Почему нас не поставили в известность раньше? – пробасил синарх Виргилиан, старый, морщинистый, с землистого цвета кожей лорд. – Некоторые модели ножей-ракет нарушают святое писание! Лорд Марло, оружие должно быть немедленно передано инквизиции. Немедленно!

Я повернулся к мерцающему призраку синарха в белой короне фараона и, невинно разведя руками, коротко поклонился:

– Святая премудрость, простите, но это невозможно. Обнаружив оружие, мои солдаты его уничтожили. Но если святая премудрость желает, я могу передать инквизитору снимки и записи с камер, а также подробный письменный отчет.

– Это весьма странно, лорд Марло. – Виргилиан помрачнел, что было заметно даже на голограмме. – Любые подозрительные приспособления должны быть переданы нам без сопротивления и промедления. Таков закон.

Если оружие, как полагал Тор Варро, было ниппонской моделью «Акатеко», то его устройство действительно было на грани искусственного интеллекта. Управлявшие механизмом деймоны были довольно просты, но способность принимать решения и логарифмы, которыми устройство руководствовалось при выборе цели, пусть и не были ровней нам с вами, но могли стать достаточным поводом, чтобы любой, вступавший в контакт с устройством, попал под подозрение.

Я вдруг засомневался, что за покушением могла стоять Капелла. Ее жрецы, вне всякого сомнения, были лицемерны, но воспользоваться почти разумным прибором? Это даже для них было чересчур.

«Не факт, – зашептал внутренний „я“, по-прежнему говоривший голосом Тора Гибсона. – Кто лучше инквизитора Капеллы сможет подобрать наиболее эффективное оружие такого типа?»

Кому, как не инквизитору, знать, какое оружие будет выглядеть одержимым деймоническим интеллектом, на самом деле таковым не являясь? Кто сумеет подобрать орудие убийства так, чтобы бросить подозрение на кого угодно, только не на себя? Никто ни за что не поверит, что Капелла могла воспользоваться ножом-ракетой, ведь их излюбленное оружие – яд. Яд, внезапность и страх.

«Капелла ни за что не подбросит нож-ракету!» – воскликнут они.

Зачем, когда можно заразить лорда Марло тяжелой болезнью и заявить, что он на самом деле интус, шарлатан и вовсе не родич Звезды Виктории?

– Прошу вашего снисхождения, святая премудрость. Многие из моих офицеров норманцы по происхождению и несведущи в вопросах защиты веры. Они не придерживаются наших обычаев.

Я выпрямился, посмотрел жрецу в глаза и добавил про себя: «Если вина на вас, то вы ни за что не узнаете, как близки были к успеху».

Нам повезло. Медлительность имперского судопроизводства позволила Валке вылечиться и перебраться из медики обратно в каюту. После снятия коррекционного пластыря у нее остались лишь едва заметные шрамы. Шрамы, которые не вызовут подозрений, учитывая, что Валка была чужеземкой и участвовала в сражениях. А прокол легкого можно было заметить только при глубоком сканировании тканей, и это могло прийти в голову лишь тому, кто знал о происшествии больше, чем должен был. Медицинские данные вызывали серьезные опасения. Информацию нельзя было уничтожить, как вещественные доказательства. И хотя я приказал Окойо стереть все данные об операции Валки, а Бандиту – уничтожить записи с камер наблюдения и заменить их на копии семидесятилетней давности, инквизитор мог обнаружить подмену.