Совет по пересмотру материалов убийства отправил 31 октября 1995 г. Ричарду Кейсу Нагеллу письмо, в котором запрашивал доступ к документам, подтверждавшим тайный сговор с целью убийства президента Кеннеди, и которые, по словам Нагелла, у него имелись. Совет также решил запросить у Нагелла письменные показания под присягой. Таким образом, момент истины был уже близок. Из общения с Нагеллом Дик Рассел понял, что «если бы официальные правительственные органы когда-либо еще воспринимали его так же серьезно», как сейчас, «он, вероятно, согласился бы сотрудничать»{757}. Спустя 30 лет наконец-то наступило время для того, чтобы Нагелл мог в подробностях рассказать под присягой свою историю, которая была записана на пленку до того, как государственные органы дали разрешение на пересмотр свидетельских показаний по убийству Кеннеди.

1 ноября 1995 г., на следующий день после того, как из Вашингтона от имени Совета по пересмотру материалов убийства было отправлено письмо на имя Ричарда Кейса Нагелла, тот был найден мертвым в ванной комнате своего дома в Лос-Анджелесе.

Результаты вскрытия показали, что он умер от сердечного приступа{758}. Однако за год до этого случая в последнем телефонном разговоре с Расселом Нагелл говорил, что находится в прекрасной форме. Самый близкий для него человек, племянница, подтвердила, что состояние его здоровья значительно улучшилось в последнее время. И у него не было никаких проблем с сердцем{759}.

Однако за полторы недели до смерти Нагелла все же случилось кое-что способное повлиять на его здоровье и психическое равновесие. Он неаккуратно упал и был госпитализирован на несколько дней. Сам не свой, он позвонил племяннице, чтобы рассказать ей об этом, потом он начал просить соседей, чтобы они приходили навестить его каждый день.

Его племянница рассказывала: «Казалось, что он либо чувствовал, что происходят какие-то изменения с его здоровьем и душевным равновесием, либо он начал что-то подозревать. Одно из двух»{760}.

В итоге его нашли дома мертвым, и эксперты сделали заключение, что это был сердечный приступ.

Рассел задал вопрос лос-анджелесскому коронеру Гэри Келлерману, который вел расследование, можно ли спровоцировать сердечный приступ. Келлерман ответил, что вполне возможно убить таким образом человека и не оставить никаких улик:

«Я не знаю, какое химическое вещество необходимо для этого использовать, но слышал, что это возможно. Из этого я делаю вывод, что это вещество, попав в организм, через определенное время бесследно исчезает. Его просто невозможно обнаружить»{761}.

Нагелл рассказал своей племяннице о лиловом чемодане, в котором он хранил, по его словам, «то, что все пытаются заполучить», а именно, ценные свидетельские показания, включая магнитофонную пленку, на которую он тайно записал встречу с Освальдом, Ангелом и Аркачей. После смерти отца Роберт Нагелл обнаружил в его доме адрес отделения хранилища в Тусоне (штат Аризона). Роберт немедленно выехал туда и вскрыл ящики, принадлежавшие его отцу. Там находились только фамильные вещи. Лилового чемодана не было. Пока Роберт Нагелл мчался в Тусон, в его собственный дом в Калифорнии вломились и перевернули все вверх дном{762}.

Казалось, что даже после его смерти разворот Ричарда Кейса Нагелла в сторону правды продолжал угрожать безопасности секретных служб, где он когда-то работал.

Однажды Нагелл, будучи в мрачном настроении, вдруг начал жаловаться своему другу и биографу Дику Расселу, что не смог предотвратить убийство Джона Кеннеди:

«Если честно, я не так много думаю об этом. Но иногда вдруг начинаю размышлять над этой ситуацией и не могу заснуть. Думаю о том, что бы я мог сделать, об ошибках, которых можно было бы избежать… В сентябре 1963 г. я был в тупике. Я не знал, что делать… Чего я достиг? Ровным счетом ничего»{763}.

Являясь двойным агентом ЦРУ, работающим бок о бок с Освальдом, Нагелл принимал активное участие в подготовке заговора против Кеннеди. Но своим геройским сопротивлением реализации этого зловещего плана, который все же продолжили претворять в жизнь и после его ухода, Ричард Кейс Нагелл все же кое-чего добился. Он показал на личном примере, что, даже погрязнув в убийствах и обмане, все еще можно повернуться лицом к истине. И своим нежеланием сотрудничать со злом он сделал еще одно важное дело – повлияв на план заговора, он, возможно, продлил жизнь Джона Кеннеди еще на два месяца.

Как-то под вечер в конце сентября 1963 г. в дверь квартиры Сильвии Одио, 26-летней кубинской эмигрантки, проживающей в Далласе, постучали трое незнакомых мужчин. Энни, 17-летняя сестра Сильвии, пришедшая присмотреть за детьми, открыла дверь первой. Они спросили, могут ли увидеть старшую сестру. Энни пошла за Сильвией, которая уже собиралась выходить из дома. И у Энни, и у Сильвии сложились одинаковые впечатления от общения с этими мужчинами, хотя Энни разговаривала с ними всего лишь минуту или две, а Сильвия – минут 20.

Двое из них были похожи на латиноамериканцев и бегло говорили по-испански. Они вели себя как кубинские эмигранты. Мужчина повыше и более разговорчивый назвался «боевым псевдонимом» или кубинским подпольным прозвищем Леопольдо. Сильвия вспомнила, что человека пониже ростом, сдержанного, в очках, звали Анджело или Анджел{764}. Третий мужчина, их американский друг, был неразговорчив. Сильвии показалось, что он не понимал по-испански. Тем не менее именно несколько минут в обществе этого молчаливого человека оставили глубокий след в ее жизни. Его представили ей как Леона Освальда. Позже она опознала его, давая показания перед Комиссией Уоррена, где он проходил в качестве обвиняемого в убийстве президента Кеннеди в Далласе{765}. (Она ничего не знала о Ричарде Кейсе Нагелле и его отношениях с Освальдом и двумя кубинцами под теми же «боевыми псевдонимами» Леопольдо и Анджело или Анджел.)

Леопольдо и Анджел заявили Сильвии, что были членами JURE (Революционной кубинской хунты), антикастровского движения, где хорошо знали ее родителей. Мужчины утверждали, что они были с ее отцом, Амадором Одио, сидевшим тогда в кубинской тюрьме, хорошими друзьями. Они сказали, что также знакомы с лидером JURE Маноло Рэем, с которым ее отец тесно работал. То, что незнакомцы лично знали ее отца, сидевшего в тюрьме, заставило Сильвию сильно заволноваться.