— ТИХО!

Ошеломленные чиновники смолкли.

— Больше я не потерплю никаких перерывов впроцедуре, — сказал Сарабиан. — Правила изменились, господа. Мы нестанем больше притворяться цивилизованными людьми. Я буду отдавать вам приказы,вы — исполнять их. Позвольте вам напомнить, что вы не только служите, но иживете на свете с моего соизволения. Министр внутренних дел виновен вгосударственной измене. Заметьте, что никакого суда не было. Колата виновен,потому что я говорю, что он виновен. — Сарабиан помолчал, осваиваясь сновой мыслью. — Моя власть в Империи безгранична. Я — и правительство, изакон. Мы намерены подробно допросить Колату. Внимательно слушайте его ответы,господа. От того, что он скажет, зависят не только ваши посты в правительстве,но и ваша жизнь. Министр иностранных дел Оскайн допросит Колату — не о еговине, которая уже установлена, но о его сообщниках. Мы намерены выяснить всераз и навсегда. Можешь начинать, Оскайн.

— Слушаюсь, ваше величество.

Оскайн поднялся и молча ждал, пока Сарабиан вновь усядетсяна трон. Министр иностранных дел облачился в мантию из черного шелка, и этотвыбор был не случаен. Черные мантии в Тамуле встречались редко, однаковстречались. Судьи и имперские прокуроры, например, всегда одевались в черное.Черный шелк прекрасно оттенял бледность министра иностранных дел, подчеркиваясуровое выражение его лица.

Халэд поставил перед возвышением грубо сколоченныйдеревянный стул. Келтэн и Улаф подвели Колату к стулу и без особых церемонийусадили.

— Ты осознаешь свое положение, Колата? —осведомился Оскайн у узника.

— Ты не имеешь права меня допрашивать! — тотчасогрызнулся Колата.

— Ломай ему пальцы, Халэд, — приказал Спархок,стоявший за троном Эланы.

— Слушаюсь, мой лорд, — отозвался Халэд. —Сколько?

— Для начала — один или два. Как только он опятьзаговорит о правах Оскайна или своих собственных — ломай ему пальцы.

— Слушаюсь, мой лорд. — Халэд крепко взял министраза запястье.

— Остановите его! — в ужасе завизжалКолата. — Кто-нибудь, остановите его!

— Келтэн, Улаф, — сказал Спархок, — убейтепервого, кто сдвинется с места.

Келтэн обнажил меч, а Улаф поднял топор.

— Вот видишь, старина, — сказал Оскайн человеку,обмякшему на стуле. — Ты и так не пользуешься всеобщей любовью, а приказпринца Спархока только что уничтожил остатки малейшего сочувствия к тебе. Тызаговоришь, Колата. Рано или поздно ты заговоришь. Мы можем облегчить твоюучасть или же наоборот, но ты станешь отвечать на мои вопросы. — ЛицоОскайна было безжалостно.

— Они убьют меня, Оскайн! — взмолилсяКолата. — Меня убьют, если я скажу хоть слово!

— Тогда ты в безвыходном положении, Колата, потому что,если ты будешь молчать, тебя убьем мы. Ты действовал по приказу Киргона, не такли?

— Киргон? Чепуха! — вспыхнул Колата. — Киргон— это миф!

— Вот как? — Оскайн взглянул на него снескрываемым презрением. — Не притворяйся глупцом, Колата. У меня нехватит терпения выслушивать все твои глупости. Ты получал приказы изкинезганского посольства, а доставлял их чаще всего человек по имениКрегер. — Колата ошеломленно уставился на него. — Закрой рот, Колата.Отвисшая челюсть придает тебе дурацкий вид. Нам уже многое известно о твоемпредательстве. Все, что нам нужно от тебя, — кое-какие подробности.Впервые к тебе обратился некто, кому ты доверял и кого, по всей видимости,уважал. Это сразу же исключает кинезганца. Тамулец не может испытывать ккинезганцам ничего, кроме презрения. Принимая во внимание свойственную намгордыню и чувство собственного превосходства, я бы исключил также арджуна илиэленийца из западных королевств. Остается только другой тамулец, атан либо… —Глаза Оскайна вдруг расширились, на лице выразилось безмерное изумление. —Стирик!

— Чушь! — слабо просипел Колата, но глаза егоисступленно заметались, словно он искал укрытия.

Спархок оценивающе взглянул на Заласту. Маг смертельнопобледнел, однако, судя по выражению глаз, пока еще держал себя в руках. Нужнобыло нечто большее, чтобы выбить его из колеи. Пандионец с нарочитойнебрежностью положил руку на рукоять меча, давая Оскайну условленный знак.

— Этак мы далеко не уйдем, старина, — протянулОскайн, опомнясь от изумления. — Полагаю, тебя надобно подтолкнуть. —Он оглянулся на Ксанетию. — Не поможешь ли ты нам, анара? Наш почтенныйминистр внутренних дел, похоже, не желает делиться с нами своими тайнами. Немогла бы ты убедить его передумать?

— Я попытаюсь, Оскайн из Материона, — ответилаКсанетия вставая. Она пересекла зал, почему-то предпочтя подойти к узнику с тойстороны, где сидела Сефрения. — Ты устрашен, Колата из Материона, —сурово обратилась она к нему, — и страх твой придает тебе отваги, ибомнится тебе, что, как ни велика будет боль, причиненная теми, кто властен надплотью твоей, куда страшнее муки, на кои обречет тебя владеющий твоею душою.Узри же пред собою еще больший страх, Колата из Материона. Взгляни на меня — итрепещи, ибо я несу тебе ужас, коему нет сравнения. Будешь ли ты говорить, иговорить по доброй воле?

— Не могу! — проскулил Колата.

— Тогда ты погиб. Узри меня в истинном моем облике ипомысли о своей участи, ибо я есмь смерть, Колата из Материона, смерть,превосходящая ужаснейшие твои кошмары.

Ее кожа и волосы стали медленно блекнуть, выцветать, ивначале слабо, затем все яснее стало различимо исходившее от нее сияние. Вскинувголову, она сурово и печально смотрела на Колату, а ее свечение становилось всеярче.

Колата завизжал.

Чиновники повскакали на ноги, лица их исказились ужасом,невнятное бормотание перешло в пронзительные крики.

— СИДЕТЬ! — гаркнул на них Сарабиан. — МОЛЧАТЬ!

Ему повиновались, но не все. Большинство чиновниковобезумело от страха. Пронзительно крича, они продолжали пятиться от Ксанетии.

— Лорд Вэнион, — окликнул Сарабиан, перекрываявсеобщий гам, — не будешь ли ты так добр навести порядок?

— Сию минуту, ваше величество! — Вэнион с лязгомопустил забрало, выхватил меч из ножен и поднял щит.

— Мечи наголо! — рявкнул он, и тотчас залязгалиизвлеченные из ножен мечи рыцарей церкви. — Вперед!