начинала рассматривать другую как враждебный атом, ее идентичность – как недопустимую, а ее действия – как выходящие за рамки приемлемого для общества поведения, пусть даже только из-за разногласий в вопросе о том, где находятся эти рамки. Если общество придает миру смысл, передавая историю о том, какой должна быть жизнь, то когда-то единая история, вероятно, раскалывалась на две.

Никто специально не создавал модель возможного процесса раздела общества, но исследование социального психолога Фабио Сани, выполненное в основном вместе с его коллегой Стивом Райхером и посвященное расколу внутри разного рода групп, выявило факторы, которые могут действовать и на уровне целого общества[839]. В англиканской церкви после 1994 г. произошел раскол, когда те ее представители, которые считали посвящение в сан женщин противоречащим истинной природе Церкви, выбрали собственный путь, придумывая другие названия. Второй пример, относящийся к тому же периоду времени: Итальянская коммунистическая партия, следуя господствующим тенденциям, сменила название на новое, что стало причиной отделения фракции меньшинства с созданием новой партии, придерживающейся прежних принципов и сохранившей первоначальную партийную символику. В обоих случаях члены групп, которые считали, что усовершенствования укрепляют их идентичность, ухватились за изменения, полагая их обязательными. По их мнению, такие изменения укрепляли группу. Однако другие члены групп толковали преобразования как вредные отклонения от характеризующей их нематериальной сущности, которые угрожают их единству. Убеждение в том, что их идентичность будет разрушена, вбило клин между ними и теми, кто поддерживал преобразования.

Можно было бы ожидать, что в большинстве случаев, сейчас и в прошлом, к разделу подталкивают изменения идентичности обеих сторон. Однако результаты исследований Сани предполагают возможность существования дисбаланса. Более консервативная фракция, та, что меньше всего поддерживает преобразования, – во времена охотников-собирателей, вероятно, это были люди, жившие в центральной части территории, огражденные от чужеродного влияния и сохранявшие большинство старейших характеристик общества и исходное название, – должно быть, привлекала тех людей, которые ненавидели изменения и которых сегодня мы называем националистами. Прямо на глазах таких людей распространялось опасное поведение, источником которого, возможно, была единственная «паршивая овца». Вместо одного ставшего чужим человека, заслуживающего наказания или еще худшей участи, возникала целая фракция, которая действовала как единое целое ненадлежащим образом, даже со злым умыслом. Члены такой фракции могут быть исключительно ей преданы, потому что думают одинаково. Фракциям свойственны более ограниченные линии поведения по сравнению с теми, что представлены в целом обществе, что позволяет более легко достичь в них единства. Тем не менее радикальная сторона, населявшая окраины территории, рассматривала ситуацию точно так же, и ее представители чувствовали себя такими же едиными в отношении собственной точки зрения. Поскольку эти люди считали изменения, которые они продвигали, необходимыми для укрепления того же общества, то, по их мнению, диссидентами были консерваторы, отвергающие усовершенствования.

Когда фракции формируются на основе различий, которые они считают неприятными, можно ожидать, что каждая из сторон будет прикладывать крайне мало усилий, чтобы взглянуть на вещи с точки зрения противоположной стороны. Психологические исследования показывают, что такое снижение внимания к другой стороне проявляется даже у только формирующихся и потому все еще незначительно отличающихся фракций[840]. В результате общение прекращается и фракции укрепляются. Индивидуализировать других становится не просто трудно, но и вредно. Если это сделать, то у нас могут появиться причины поставить под сомнение наши убеждения, когда мы уверены в том, что наши мотивы чисты, а мотивы других неверны и даже злонамеренны. Следовательно, с точки зрения обеих сторон угроза, из-за которой происходит раскол общества, – это вовсе не нехватка пищи или места для проживания, даже в том случае, когда отчаянное положение, к которому приводят эти беды, может способствовать гибели общества. Это дефекты коллективной идентичности, когда-то объединявшей обе стороны[841].

Мы уже видели, что люди воспринимают общества так, будто это отдельные биологические виды. Метаморфоз обществ, когда они откалываются друг от друга, называют псевдовидообразованием – по существу, превращением одного вида человека в два[842]. При таком расколе маркеры выполняют роль, схожую с ролью генов[843]. Так же как для биологов, которые устанавливают хронологию происхождения видов, выяснение вопроса о том, кто от кого отделился в доисторические времена, из-за повсеместного распространения изменений становится проблематичным. Опыты антропологов еще больше усугубляют проблему из-за того, с какой готовностью общества торгуют, заимствуют и крадут[844]. Заключительные слова Дарвина о живых существах в «Происхождении видов» в равной мере применимы и к обществам: «…из такого простого начала развилось и продолжает развиваться бесконечное число самых прекрасных и самых изумительных форм»[845][846]. Более детальное рассмотрение психологических механизмов, лежащих в основе разделения человеческих обществ, подтвердит, что такая красота досталась непросто.

21

Изобретение чужаков и смерть обществ

Распад общества – это время переосмысления. Любое прочтение истории предполагает, что распад обществ служит зеркальным отражением распада брака. Когда кто-то не способен предотвратить разрыв, начинают высказывать годами подавляемые мнения, которые могут выражать совершенно противоположное тому, что проповедовали за месяц, если не за день, до этого. Когда давление, заставляющее соответствовать социальным нормам, меняется, ослабевает или исчезает полностью, люди с обеих сторон получают свободу исследовать способы взаимодействия, которые были не в почете или считались еретическими. Прежде неприемлемые действия могут выйти на первый план, помогая каждой группе дистанцироваться от тех, кто теперь стал другими, которых теперь воспринимают как чужаков в такой степени, что они начинают казаться еще более чужеродными.

Данные свидетельствуют, что множество модификаций дочерних обществ – смещение признаков, если заимствовать термин из биологии, – происходит в первые годы после того, как они отделились. Причиной может служить их новообретенная свобода выражения. Именно в этот период язык – и, без сомнения, многие другие, менее изученные аспекты идентичности – с самой высокой скоростью претерпевает изменения, прежде чем впоследствии стабилизироваться в состоянии относительного застоя[847]. В действительности довольно часто различия между обществами – это результат не их неосведомленности друг о друге из-за географического разделения, а, наоборот, их знания и взаимодействия друг с другом. Это становится особенно очевидным после раскола обществ. Возможности для независимого мышления и изобретательства, предоставляемые вновь созданным обществом и ведущие к сближению в восприятии тем и предметов, которые члены общества считают собственными и ценят, могут превратить годы становления в золотой век. Например, Декларация независимости и Конституция США остаются ориентирами, к которым обращаются американцы за советом, когда возникают вопросы об управлении государством. Исходя из того, что известно о преобразовании идентичности, я полагаю, что, как и сейчас, то же самое происходило и в процессе эволюции человека.