(Тогда приходи сейчас, приходи сейчас, приходи СЕЙЧАС! Дик,ты мне нужен, ты нам всем нужен!) …гу. Извини, должен бежать, док, старина.Извини, Дэнни, парнище. Будет забавно, это уж точно, но я тороплюсь, убегаюсрочно.

(нет!) Но Дик Холлоранн на глазах у Дэнни развернулся,воткнул сигарету в угол рта и преспокойно вышел сквозь стену.

Оставив его одного.

Тут-то и показался из-за угла призрачный силуэт. Во мракекоридора он казался огромным, ясно виднелись лишь красные от отраженного светаглаза.

(Вот ты где! Тут-то я тебя и поймал, сукин сын! Вот я тебепокажу!) Шатаясь, волоча ноги существо ринулось к мальчику. Молоток для игры вроке взлетал и взлетал кверху, безжалостно свистя в воздухе. Повизгивая, Дэннипополз назад и вдруг оказался за стеной, он, кувыркаясь, падал вниз по дыре,вниз по кроличьей норе в страну, полную наводящих дурноту чудес.

Под ним, далеко внизу, оказался Тони. Он тоже падал.

(Я больше не смогу приходить, Дэнни… Он не подпустит меня ктебе… Никто из них не подпустит… Зови Дика… зови Дика…)

– ТОНИ! – закричал он.

Но Тони исчез, а Дэнни вдруг очутился в неосвещеннойкомнате. Однако темнота не была полной. Откуда-то лился приглушенный свет.Спальня мамы и папы. Мальчику был виден папин стол. Но в комнате царилвселяющий ужас разгром. На полу валялся перевернутый мамин проигрыватель.Пластинки рассыпались по ковру. Матрас наполовину съехал с кровати. Картинысорваны со стен. Его кроватка, как дохлая собака, валяется на боку. От ЛихогоЛилового Лимузина остались только фиолетовые обломки пластика.

Свет падал из двери ванной. Прямо за дверью – вяло свисающаярука, с кончиков пальцев капает кровь. А в зеркале аптечки загоралось иисчезало слово ТРЕМС.

Вдруг перед зеркалом материализовались огромные часы подстеклянным колпаком. На циферблате не было ни стрелок, ни цифр, тольконаписанная красным дата: 2 ДЕКАБРЯ. А потом, расширившимися от ужаса глазами,мальчик прочел слово ТРЕМС, неясно отразившееся в стеклянном колпаке. И,прочитав его отразившимся дважды, прочитав это отражение отражения, Дэннипонял, как оно пишется: СМЕРТЬ.

Вне себя от ужаса Дэнни Торранс закричал. С циферблатаисчезло число. Исчез и сам циферблат. Его место заняла круглая черная дыра,которая росла, ширилась, как зрачок. Она все загородила, вымарала, и мальчикполетел вперед и падал, падал, он… падал с кресла.

Он лежал на полу бального зала и тяжело дышал.

ТРЕМС СМЕРТЬ ТРЕМС СМЕРТЬ (и над всем воцарилась КраснаяСмерть!) (Маски долой! Маски долой!) Но под каждой сверкающей, прелестноймаской, пока что не показываясь, таилось лицо существа, гнавшего Дэнни потемным коридорам отеля: бессмысленно вытаращенные глаза, полные жаждойчеловекоубийства.

Ах, как мальчику было страшно – что за лица явятся на свет,когда, наконец, придет время снять маски.

(ДИК!) закричал он изо всех сил. Казалось, от громкого крикаголова лопнет. (!!!ДИК ОХ ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПОЖАЛУЙСТА ПРИЕЗЖАЙ!!!) Надголовой Дэнни часы, которые он завел серебряным ключом, продолжали отмерятьсекунды, минуты, часы.

Третий сын миссис Холлоранн, Дик, в белом поварском халате,с воткнутой в угол рта «Лакки Страйк» задним ходом выводил со стоянки позадиЦентра оптовой торговли овощами свой отремонтированный кадиллак. В высокоетемное здание заталкивал контейнер с салатом Мастертон – нынче он стал одним извладельцев Центра, но сохранил ту неподражаемую походку чечеточника, которуюусвоил еще до Второй мировой.

Нажав кнопку, Холлоранн опустил окошко со стороныпассажирского сиденья и гаркнул:

– Эй, ничтожество, авокадо-то черт знает как вздорожало!

Мастертон оглянулся, показал в широкой ухмылке все тризолотых зуба и заорал в ответ:

– А я, приятель, отлично знаю, куда ты можешь себе егозасунуть!

– Братец, за такими замечаниями я слежу!

Мастертон показал палец. Холлоранн вернул комплимент.

– Что, получил жратву? – спросил Мастертон.

– Получил.

– Приезжай завтра пораньше, дам молодой картошки – такойхорошей ты в жизни не видал.

– Я пришлю мальчишку, – сказал Холлоранн. – Зайдешь нынчевечерком?

– Ставишь ты, братец?

– Аж на четыре доллара десять.

– Будешь ехать домой, не гони, слышь? Все фараоны отсюда доСен-Пита знают, как тебя величать.

– Все-то ты знаешь, а? – усмехаясь, спросил Холлоранн.

– В твоей башке столько никогда не уложится, парень.

– Послушай-ка нахального ниггера. Будешь слушать?

– Давай, вали отсюда, пока я тебя салатом не закидал.

– Давай, кидай. На халяву возьму все.

Мастертон притворился, будто бросает кочан. Холлоранн быстропригнулся, поднял окошко и поехал. Чувствовал он себя отлично. Последниеполчаса его преследовал запах апельсинов, но ничего страшного Холлоранн в этомне видел. Последние полчаса он провел на фруктово-овощном рынке.

Был первый день декабря, половина пятого пополудни.Старуха-Зима прочно уселась промерзшим задом почти на всю страну, но тут, наюге, мужчины ходили в рубашках с открытым воротом и коротким рукавом, а женщины

– в легких летних платьях и шортах. Вершину здания ПервогоБанка Флориды венчал окаймленный огромными грейпфрутами цифровой термометр. Нанем раз за разом вспыхивало число: 79. «Господи, спасибо тебе за Флориду», –подумал Холлоранн – «за москитов и все прочее».

На заднем сиденье лимузина лежали две дюжины авокадо, ящикогурцов, столько же апельсинов, столько же грейпфрутов. Три больших пластиковыхсумки заполнял бермудский лук (сладчайший овощ, какой когда-либо создаваллюбящий Господь), отличный сладкий горошек (его подадут на гарнир между рыбой ижарким, но в девяти случаях из десяти он вернется несъеденным) иодин-единственный голубой пакет фруктовой массы Хаббарда (для чисто личногопотребления).

Притормозив у светофора на Вермонт-Стрит, где можно былосвернуть с улочки с односторонним движением, Холлоранн выбрался на автострадуN219, дождавшись зеленой стрелки, и прибавил скорость до сорока миль в час. Ееон сохранял до тех пор, пока город не поредел, уступив место россыпипригородных бензоколонок, «Бургер Кинг'ов» и «Макдональдс'ов». Сегодняшнийзаказ был невелик, можно было бы послать за продуктами Бедекера, но тотнервничал, как бы не прошляпить свой шанс покупать мясо и, кроме того,Холлоранн никогда не упускал случая побазарить с Фрэнком Мастертоном. Сегоднявечером Мастертон, может быть, заявится посмотреть телевизор и выпитьхоллоранновского «бушмилла», но может и не придти. Тоже ничего страшного. Новидеться было важно. Теперь важной оказывалась каждая их встреча – ведь онибыли уже немолоды. Похоже, последние несколько дней Холлоранн очень многоразмышлял именно об этом. Теперь они были не так молоды. Когда тебе вот-вотстукнет (или чего греха таить, уже стукнуло) шестьдесят, волей-неволейначинаешь думать об уходе. А уйти можешь в любой момент. Всю неделю это вертелосьу Холлоранна в голове – не тяготя, просто, как факт. Смерть – часть жизни. Еслиуж быть цельной личностью, следует настроиться на это раз и навсегда. И еслипонять факт собственной смерти трудно, то принять его, по крайней мере,возможно.