Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, пел псалмы, а у самого сердце разрывалось от горя.
– Я ничего не имею против псалмов и христианских богослужений. Доктор Тим Вонгель усаживал меня в кресло в виде ковша, выстланное горечавкой. Он нашел у меня какое-то заболевание. Некоторое время я так и жил среди людоедов, надеясь на чудо – вдруг объявится Демми.
– Там на самом деле едят людей?
– Дикари съели первую группу миссионеров, приехавших туда. Сидишь в церкви, а рядом зверская личность с надпиленными зубами, которая, может быть, рвала на части твоего ближнего. Туземцы съели брата доктора Тимоти, и он знает, кто сделал это. Ах, Наоми, у людей много странностей. По-моему, пребывание в джунглях научило меня прощать.
– И кого же ты простил?
– Моего лучшего друга фон Гумбольдта Флейшера. Когда в джунглях я терзался из-за гибели Демми, он снял деньги с моего счета.
– Как, подделал твою подпись?
– Нет, я дал ему подписанный, но не заполненный чек, и он взял более шести тысяч.
– Не может быть! Поэты не способны мошенничать, не способны, слышишь? Хочешь, чтобы люди относились к тебе хорошо, а сам, прости меня, толкаешь их на бесчестные поступки. Ну ладно… Ужасно жаль, что ты потерял свою девушку. Судя по всему, она тебе подходила. Она похожа на тебя, вы могли бы быть счастливы.
– Согласен с тобой насчет Гумбольдта. Мне не удалось понять человеческую натуру до конца. До недавних пор я вообще об этом не думал.
– Только ты мог связаться с этим хулиганом итальянцем, который угрожал Стронсону. Мэгги рассказала мне о нем.
– Ты, наверное, права. Я должен проанализировать причины, которые сводят меня с людьми типа Кантебиле. Знаешь, Наоми, я хотел бы иметь такую дочь, как у тебя. Замечательная девушка, вызволила меня из лап полиции. Дочь женщины, которую я когда-то любил.
– Не надо сантиментов, Чарли, пожалуйста.
– Но я любил тебя, любил всю, любил каждую твою клеточку. Ты была мне самым близким человеком. Твои молекулы были моими молекулами. Твой запах был моим запахом. Твоя дочь воскресила мои воспоминания о тебе – те же зубы, та же улыбка, все то же самое.
– Попридержи лошадей, милый. Ты был бы до смерти рад взять ее в жены, правда? Ты, старый бабник. Как думаешь, скажу ли я, что не против? Ты делаешь мне комплимент, если готов жениться на Мэгги. Она хорошая девочка, но тебе нужна такая женщина, чтобы сердце у нее было со стиральную машину. И потом, у тебя же есть та цыпочка, которую я видела с тобой в баре. Яркая такая, как восточные женщины, с большими черными глазами, а фигура – хоть сейчас исполнять танец живота.
– Да, она яркая, да, я ее друг.
– Друг! Скажи, что с тобой происходит? Такой заметный, важный, умный господин, а таскаешься то с одной, то с другой, то с третьей. Тебе что, делать нечего? Или женщины предоставили тебе полный ассортимент услуг? Неужели ты полагаешь, что они готовы помочь тебе и утешить, как обещают?
– Зачем же они тогда обещают?
– Они это делают инстинктивно. Ты намекаешь, что хочешь иметь то-то и то-то, и они тут же обещают это доставить, хотя до этого и слыхом не слыхали о таком товаре. И при этом не обязательно врут. Им кажется, что они могут дать мужчине все, что он пожелает. Такая уж наша бабья порода… Ты, значит, ищешь женщину, похожую на тебя? Напрасно ищешь, такой нет в природе. Даже твоя Демми не была такой. Любая женщина словно говорит: «Стоп! Твои поиски закончены. Я – та самая…» Вы заключаете что-то вроде контракта. Но так как товары и услуги поступают с запозданием и не в полном объеме, начинаются ссоры. Нет, Мэгги не для тебя… Расскажи лучше о своей жене.
– Не проси, не вводи в искушение… Налей-ка еще чашечку.
– Какое такое искушение?
– Искушение пожаловаться на судьбу и на Денизу. Моя бывшая женушка плохо воспитывает девочек, при первой возможности уходит из дома, оставляя их с нянькой, убедила судью связать меня по рукам и ногам, научила адвокатов обдирать меня как липку и так далее и тому подобное. Так уж все случилось, Наоми. Случайности бывают разные. Иные – настоящие произведения искусства, изображающие чью-нибудь печальную жизнь, как у моего друга Гумбольдта. Но чаще случайности – только подделка под искусство, как у меня… Как тебе нравятся мои жалобы, когда душа у меня уносится в межзвездное пространство и смотрит оттуда на картины земных страданий?
– Ты только внешне изменился, Чарли. А внутри такой же, и говоришь так же, как в молодости. «Душа уносится в межзвездное пространство» – что это значит?.. Что-то в этом роде я слышала, когда была глупой девчонкой и любила тебя.
– Когда я стал зарабатывать на жизнь, описывая биографии других людей, то обнаружил, что ни один американец, достигший высокого положения, не совершил ни одной серьезной ошибки, ни одного дурного поступка, ни разу не согрешил. Все получается именно так, когда скрытность выдают за чистосердечие, а двуличие за благородство. Заказчик, то есть человек, желающий, чтобы о нем написали книгу, наговорит сочинителю с три короба, тот поверит и думает, будто пишет искренно. Почитай биографию любого знаменитого американца, например того же Линдона Джонсона, и ты увидишь, как натасканные писаки приукрашивают его. Многие американцы…
– Не надо мне о многих американцах… – прервала меня Наоми. Какой уютной она выглядела в этой кухоньке: улыбающаяся, со скрещенными на груди руками, в домашних тапочках. Я мысленно повторял себе снова и снова: какое было бы блаженство спать с ней на протяжении сорока лет, как это отодвинуло бы смерть и так далее. Однако выдержал бы я такую жизнь?.. С годами я стал большим привередой. Честь обязывала ответить на деликатный вопрос: смог бы я обнимать эту увядающую женщину и любить до конца дней своих? Наоми действительно плохо выглядела. Ее изрядно потрепали биологические штормы (физическое тело изнашивается по мере развития духа). И все же я был готов достойно встретить этот вызов. Да, я мог бы сделать это. Да, у нас получилось бы. Каждой клеточкой она была той же Наоми. Те же полные руки, те же очаровательные зубы, тот же протяжный говор.