– Атаны ценили также и другие качества – ловкость,силу, агрессивность, мстительность и умение убивать. Просто удивительно, чтовышло из сочетания этих признаков. Если задуматься, то понимаешь, что Миртаи –милая девушка. Она ласкова и чувствительна, она страстно любит своих друзей, ик тому же она потрясающе красива. Но где-то глубоко в ней сидит несколькоспусковых крючков, и стоит кому-то задеть один из этих крючков, как онапревращается в убийцу. Искусственный отбор атанов, насколько я понимаю, в концеконцов зашел слишком далеко. Атаны стали настолько агрессивны, что принялисьубивать друг друга, а поскольку эта агрессивность не ограничивалась толькосильным полом, женщины были еще хуже мужчин. Дошло до того, что в Атаненевозможно стало существование такой вещи, как легкое несогласие. Атаны убивалидруг друга, споря о предсказаниях погоды. – Стрейджен усмехнулся. –Оскайн рассказал мне, что мир узнал, каковы бешеные женщины атанов, вдвенадцатом столетии. Большая шайка арджунских работорговцев напала на учебныйлагерь для девочек-подростков – в Атане мальчики и девочки обучаются раздельново избежание нежелательных осложнений. Как бы там ни было, эти атанские девочки– по большей части шести с небольшим футов ростом – перебили почти всехарджунов, а уцелевших продали в Тамул в качестве евнухов.

– Работорговцы были евнухами? – с некоторымудивлением спросил Келтэн.

– Нет, Келтэн, – терпеливо пояснилСтрейджен, – они не были евнухами до того, как попали в руки юных атан.

– И это сделали маленькие девочки? – На лицеКелтэна отразился неподдельный ужас.

– Они не были маленькими, Келтэн. Они были достаточновзрослыми, чтобы понимать, что делают. Как бы то ни было, в пятнадцатом веке уатанов был очень умный король. Он понимал, что его народ на гранисамоуничтожения. Тогда он связался с тамульским правительством и отдал своихподданных в вечное рабство – чтобы спасти им жизнь.

– Это уж немного через край, – заметил Улаф.

– Рабство бывает разное, Улаф. Здесь, в Атане, рабствоносит государственный характер. Тамульцы говорят атанам, куда пойти и когоубить, и обычно находят удачные отговорки, чтобы отказать отдельным атанам вправе убивать друг друга. Так ведется с тех времен и до сих пор. Это весьмаудобное соглашение. Народ атанов уцелел, а тамульцы получили лучшую в мирепехоту.

Телэн задумался, хмурясь.

– Ты говоришь, атаны ценят высокий рост?

– Ну да, – кивнул Стрейджен, – помимопрочего, и рост.

– Тогда почему же Миртаи согласилась стать женойКринга? Кринг хороший воин, но ростом он не выше меня, а ведь я еще расту.

– Должно быть, она оценила в нем еще какие-токачества, – пожал плечами Стрейджен.

– И что же, по-твоему?

– Понятия не имею, Телэн.

– Кринг – поэтическая натура, – сказалСпархок. – Может быть, дело именно в этом.

– Вряд ли это могло произвести впечатление на такую,как Миртаи. Вспомни, она ведь вспорола животы двоим мужчинам и бросила ихгореть заживо. По мне, так она не слишком похожа на девушку, которая без ума отпоэзии.

– Меня не спрашивай, Телэн, – рассмеялсяСтрейджен. – Я неплохо знаю жизнь, но даже и пытаться не стану угадать,почему женщина выбирает именно этого, а не другого мужчину.

– Неплохо сказано, – одобрительно пробормоталУлаф.

Посланцы Энгессы известили город об их приближении, и уворот королевский кортеж встречала группа рослых атанов в официальных одеяниях– каковыми по атанскому обычаю были гладкие плащи из темной шерсти длиной долодыжек. Посреди этих великанов затесался низкорослый, изысканного вида тамулецв золотистом одеянии, с черными, тронутыми сединой волосами.

– Что мы должны делать? – шепотом спросил Келтэн уОскайна.

– Держаться официально, – ответил тот. –Атаны обожают церемонии. А, Норкан, – приветствовал он тамульца взолотистом одеянии, – как приятно вновь увидеться с тобой. Фонтен посылаеттебе свои наилучшие пожелания.

– Как поживает старый негодяй? – отозвался коллегаОскайна.

– Весь сморщился, но не растерял своего острословия.

– Рад слышать это. Почему мы говорим по-эле нийски?

– Чтобы ты мог ввести нас в курс местных дел. Что здесьтворится?

– Неладное. Наши дети слегка недовольны. Где-тоначинаются беспорядки, мы посылаем их утихомирить смутьянов, а смутьяны никакне желают утихомириваться. Наших детей это раздражает безмерно. Ты ведь знаешь,каковы они.

– Еще бы! А что, сестра императора простила тебя?Норкан вздохнул.

– Боюсь, что нет, старина. Я уже смирился с тем, чтозавершу свою карьеру в этих краях.

– Ты же знаешь, как при дворе любят разносить сплетни.Что тебя дернуло отпустить эту шуточку? Согласен, ножки у ее высочествавеликоваты, но «большеногая корова» – это уже звучит как-то невежливо.

– Я был пьян и немного не в себе. Уж лучше торчать вАтане, чем спасаться в Материоне от ее чрезмерного внимания. У меня нетникакого желания становиться членом императорской фамилии, если это означаетвсю жизнь трусить вслед за ее высочеством, когда она бодро топает по дворцу.

– Ну ладно, ладно. Что нам здесь предстоит?

– Формальности. Официальные приветствия. Речи.Церемонии. Словом, обычная чушь.

– Это хороню. Наши друзья с запада бывают порой немногонеобузданны, зато они знают толк в церемониях и формальностях. Вот когдасобытия выходят за пределы формальностей, они попадают в передряги. Могу япредставить тебя королеве Элении?

– Я уж думал, ты никогда об этом не спросишь.

– Ваше величество, – сказал Оскайн, – это мойстарый друг Норкан, представитель Империи в Атане, способный человек, которыйпереживает трудные времена.

– Ваше величество, – поклонился Норкан.

– Ваше превосходительство, – приветливо отозваласьона и, лукаво улыбнувшись, спросила: – А что, у ее высочества и впрямь такиебольшие ноги?