– Что случилось? – обеспокоенно спросилаона. – Плохие новости?

Алексей вздрогнул, перевел глаза на нее и нажал на пультекнопку, выключая телевизор.

– Ты могла бы мне сказать, – произнес он негромко.

– О чем?

– О выступлении по телевидению. Или ты считаешьнормальным, что я узнаю об этом от совершенно посторонних людей? Мне позвонилидвое – двое! – и сказали, чтобы я срочно включил телевизор, потому что тамговорят что-то про мою жену. Я включил и как раз успел послушать твоеобращение. Но ты почему-то не сочла нужным поставить меня в известность.

– Леша, я…

– Что – Леша? – Он повысил голос. – Вся твояслужба проходила на моих глазах, ты работаешь в уголовном розыске больше десятилет, и за все эти годы ты ни разу не обращалась по телевизору к преступнику,которого ищешь.

Какой вывод я должен сделать из этого?

– Лешенька, только не делай поспешных выводов, –как можно спокойнее сказала Настя. – Обращение по телевидению – это моеноу-хау, попытка внедрения новых технологий в работу по поимке преступника, неболее того.

Если ты хочешь сказать…

– Да, – загремел Чистяков, – именно это я ихочу сказать! Ты говоришь об убийце, который уже угробил пять человек исобирается порешить еще двоих, а после этого надеваешь нарядное платье, красишьглаза и просишь сводить тебя в ресторан. Я что, по-твоему, дегенератбезмозглый? Меня можно как слепоглухонемого барана на веревке водить? Я твоймуж и имею право знать, что происходит.

Она присела на подлокотник кресла рядом с Алексеем в надеждена то, что он ее обнимет, как это бывало всегда, но Чистяков слегкаотстранился.

– Ты так кричишь… – начала она.

– Извини, – буркнул он, понижая голос, – носогласись, ты это заслужила.

– Не перебивай меня. Ты так кричишь, что мне совершеннопонятно: ты и без моих объяснений знаешь, что происходит. Лешенька, ты жеумница, неужели ты не понимаешь, что мне трудно говорить об этом. Трудно, больнои страшно. Я не могу заставить себя произнести все нужные слова, потому что нехочу тебя пугать напрасно. Может быть, все обойдется, а ты испереживаешься инаживешь себе лишние седые волосы. Раз уж ты и без моих слов все понял, так незаставляй меня говорить об этом вслух.

Чистяков некоторое время помолчал, словно обдумываяуслышанное. Наконец он слегка сдвинулся в сторону Насти и обнял ее. Она поняла,что мир восстановлен.

– Из чего ты сделала вывод, что он собирается убитьтебя? – спросил он совершенно будничным тоном, как если бы спрашивал, счего это она взяла, что у них есть сливочное масло, которое кончилось еще двадня назад.

– Я посмотрела фильм, на который он мне делал намеки, ив этом фильме маньяк убивает шестерых человек, олицетворяющих шесть смертныхгрехов, а потом провоцирует полицейского на собственное убийство, потому чтосам он носитель седьмого греха.

– И что? Почему ты решила, что это имеет отношение ктвоей смерти?

Он говорил по-прежнему спокойно и деловито, точно так же,Настя это слышала неоднократно, он разговаривал с аспирантами, которыеприезжали к нему получать замечания по своим диссертациям. Она поняла, чтоЧистяков отбросил эмоции и приступил к нормальному обсуждению проблемы,отгородившись от тягостной мысли о том, что речь, собственно говоря, идет овозможной смерти его жены. Настя всегда ценила в нем это качество, которогосама была лишена: в критический момент сохранять полное хладнокровие испособность к здравому логическому осмыслению задачи. Соскользнув сподлокотника кресла, она пересела на диван и повернулась так, чтобы ей быловидно лицо мужа.

– Понимаешь, Лешик, этот человек – мы называем егоШутником – каждый раз оставляет рядом с трупом керамическую рыбку с пластмассовымпупсиком, засунутым ей в рот. Я хотела сказать, в пасть, – поправиласьона. – Я долго не могла понять, зачем он это делает и что эта рыбкаозначает, пока Ирочка Милованова не вспомнила, что это один из любимых образовБосха. Мы все равно ничего не поняли: при чем тут Босх? Но запомнили. А тут мнев руки попал американский фильм «Семь», и я…

– Я понял, – перебил ее Алексей, – я виделэтот фильм, тебе же его Саша с Дашей подарили. Ты имеешь в виду оформлениекоробки?

– Ну да, – горячо заговорила Настя, – иоформление коробки, и само содержание фильма. На коробке – картина Босха, тоесть своими рыбками он пытался привлечь мое внимание к фильму.

– Сомнительно, – покачал головой Леша, –откуда он мог быть уверен, что ты поймешь такой сложный ход? Ты должна,во-первых, догадаться, что рыбка с человечком имеют отношение к Босху.Во-вторых, ты должна хотя бы подержать в руках эту кассету, а этого никтогарантировать не может. Может быть, ты не поклонница такого жанра и вообщеподобные фильмы не смотришь никогда. А может быть, у тебя нет видеомагнитофона,и ты не проявляешь интереса к видеокассетам. В-третьих, ты должна обратитьвнимание на оформление коробки и понять, что там тоже присутствует отсылка кБосху. В-четвертых, ты должна додуматься посмотреть сам фильм. И в-пятых,посмотрев фильм, ты должна правильно его интерпретировать. Не слишком ли многодопущений, Асенька?

Человек, который хочет каким-то образом управлять твоимповедением, должен быть уверен, что ты услышишь команду. А в этой схеме достаточномного препятствий, из-за которых команда может не дойти до тебя. Ты чего-то недодумала. Или что-то не так поняла. Давай попробуем разобраться спокойно.

Настя опустила голову и задумалась. А ведь он прав, слишкоммного допущений. Для того чтобы с ними согласиться, нужно сделать еще несколькодопущений, совсем уж невероятных. Преступник должен позаботиться о том, чтобыхоть кто-нибудь из Настиного окружения знал творчество Босха и имел возможностьобсуждать убийства, совершаемые Шутником. Нужно сделать так, чтобы у Насти вруках гарантированно оказалась кассета, то есть иметь хоть какой-то подход кСаше или Дашеньке. Уж больно сложно, так не бывает. Если признать, что всеименно так и было, то нужно идти дальше и «признавать, что Шутник – человек изее окружения, человек, знакомый и с Ирочкой, и с семьей Саши Каменского. И,вероятно, с самой Настей тоже. Приятный вывод, ничего не скажешь.

– Леша, но это ведь не может быть кто-то из нашихзнакомых, правда? – спросила она, удивляясь тому, что голос ее звучитотчего-то жалобно.

– Почему не может? – усмехнулся Чистяков. –Разве наши с тобой знакомые какие-то особенные? Ты мне тысячу раз втолковывала,что преступники точно такие же люди, как и все остальные, они ходят в те жешколы, читают те же книжки, смотрят те же фильмы по телевизору, покупают газетыв тех же киосках, а хлеб и сахар – в тех же магазинах, что и мы, у них точнотак же болит голова, и они, как и мы, ходят в аптеки за анальгином. Твои слова?

– Мои, – согласилась она.