– Чепуха, доктор, – сказала я. – Двадцатый век на дворе. – Я расстегнула блузку до низу и вытащила руку из правого рукава. Мне совершенно не было стыдно. Да и смотреть у меня, собственно говоря, было не на что.

– Положите кулачок под локоть, – ласково сказал аптекарь, открывая этот длинный ящик.

Ящик раскрывался по короткой стороне, то есть превратился в довольно большой угольник, стоящий на столе. В верхней, стоячей его части была прозрачная трубка, которая заканчивалась стеклянной ванночкой, где едва колыхалась ртуть. Из нижней части этого угольника аптекарь вытащил черную матерчатую манжету, к которой была приделана резиновая груша, вроде той, что бывают в парикмахерских на флаконах-пульверизаторах. Он охватил этой манжетой мое, как он выражался, «плечо», то есть место между локтем и подмышкой, туго застегнул и стал накачивать туда воздух этой резиновой грушей. Другая трубка шла к ящику. Аптекарь качал и качал, и ртуть поднималась из ванночки в эту высокую трубку с делениями. Он при этом левой рукой приложил слуховую трубочку к моему локтевому сгибу, согнулся и слушал. Петер стоял отвернувшись, но я видела, что он подглядывает, потому что стоял он лицом к застекленному шкафу, в котором все прекрасно и отчетливо отражалось. Ах, милый Петер, тут и в самом деле не на что смотреть! Аптекарь продолжал качать, манжета стиснула мне руку так сильно и даже больно, что я едва удержалась, чтобы не запыхтеть.

– Расслабьтесь, – сказал аптекарь, – не напрягайте живот и особенно пальчики на ногах. Распустите пальчики на ногах.

Ртуть в трубке дошла уже почти до самого верха. Он повернул какую-то штучку на груше, и воздух с шипением начал медленно выходить из манжеты. Аптекарь еще сильнее прижал слуховую трубку к моему локтю, а я видела, как ртуть в трубочке сначала спускается медленно и плавно, потом вдруг начинает дрожать, опускаться вниз уступами, как будто в такт моему пульсу, который отдавался у меня в ушах, а потом вдруг снова побежала гладко и быстро. Раздалось «пуфф», из манжеты вышел весь воздух. Руке стало легко.

– Сто пятнадцать на шестьдесят пять, – сказал аптекарь, снимая манжету с моей руки. – Оденьтесь, барышня. У вас прекрасное артериальное давление. Забудьте про грудную жабу. Вы просто разволновались. Это бывает.

– В моем возрасте, вы хотите сказать? – чуточку обиделась я.

– В любом возрасте. Это случается в любом возрасте, – добродушно сказал аптекарь. – Душевные переживания охватывают людей любого возраста и пола.

– Что вы нам порекомендуете? – сказал Петер.

Нет, это просто очаровательно. «Нам» – вы только подумайте! Что он себе в голову взял? Но мне это было приятно, чего уж скрывать.

– Я бы порекомендовал, – потянул аптекарь, – я бы порекомендовал… Нет, ничего бы не порекомендовал. Жить как живется. Гулять, дышать свежим воздухом, не есть острого и жирного, стараться поменьше волноваться. А поскольку последнее вряд ли возможно, то, если подобные эпизоды будут повторяться, я бы порекомендовал вам, – он помолчал, словно бы раздумывая, говорить или нет, – я бы порекомендовал вам… но это не медицинская рекомендация, ни в коем случае. Это нечто вроде, даже не знаю, как и назвать, хотя некоторые считают это лечением, но я еще не выработал на это свой собственный научно обоснованный взгляд. Но тем не менее… – он прошагал в конец комнаты, достал из бюро визитную карточку, – это называется психологический анализ. Мой племянник – доктор Ференци.

– Знаю, слыхала, – сказала я.

– Про доктора Ференци? – удивился аптекарь.

– Нет, нет, – сказала я. – Ни про кого конкретно. Это господа, к которым надо приходить, ложиться на диван и целый час выбалтывать всякую гадость, которая в душе накопилась? Да? За пять, а то и за десять крон в час, да?

– Какая вы образованная барышня, – сказал аптекарь – В курсе новейших течений.

– Среди людей живем, – засмеялась я, – и газеты читаем. Петер, возьми визитку. – Тем самым я как будто бы подтвердила это его нахальное «мы».

– А капли? – спросил он у аптекаря.

– Минутку. – Аптекарь скрылся за дверью и очень скоро вернулся, неся на подносе маленькую коническую мензурку зеленого стекла, похожую на водочную рюмку, только с делениями.

– А мне? – воскликнул Петер.

– Вам?

– Да, знаете ли, я тоже переволновался. – Появилась вторая мензурка. – Ваше здоровье, Адальберта, – сказал Петер, протягивая мне эту, так сказать, рюмку.

– Ура! – сказала я, чокнулась с ним и совершенно по-простонародному опрокинула ту сладкую жгуче-пахучую жидкость в рот. – У вас нет какого-нибудь лечебного сервелата? – спросила я.

Аптекарь вежливо улыбнулся.

Петер достал бумажник из бокового кармана.

Я где-то слышала, а может, госпожа Антонеску мне говорила, что точно так же, как мужчина должен отвернуться, когда женщина поправляет прическу или застегивает внезапно расстегнувшуюся пуговицу на блузке, – точно так же и женщина не должна глядеть, как мужчина расплачивается. Поэтому я отвернулась и увидела, что в углу комнаты на жестком деревянном кресле лежит кожаный портфель господина Фишера. Я помотала головой и даже протерла глаза. Клянусь, это был тот самый портфель, который несколько часов назад Отто Фишер держал в руках. Даже не портфель, а, скорее, большой бювар. Но очень большой. Без ручек, с треугольниками свиной кожи на уголках. Видно было, что там лежит и бугрится что-то размером в два портсигара. Армейский пистолет! Я думала: сделать вид, что я ничего не замечаю, или, наоборот, вслух сказать, что я узнаю этот портфель. А вдруг они меня убьют? Я обернулась и увидела, что аптекарь и Петер внимательно на меня смотрят, как я смотрю на портфель. Тогда я поняла, что убить они меня смогут так и так. Поэтому лучше на прощанье немножко испортить им настроение.

– О, – сказала я, – кажется, у вас кто-то забыл портфель, господин Ференци?

– Я не Ференци, – сказал аптекарь. – Ференци мой племянник. Откуда вы взяли, что его кто-то забыл? Это мой портфель.

– Он как-то очень покинуто лежит, – сказала я, – сиротливо и одиноко. Так лежат забытые вещи. Впрочем, неважно. Благодарю вас. Пойдем, – и я протянула руку Петеру.

Он подбежал ко мне, схватил мою руку, сунул ее себе под руку, и мы вышли.

Я точно знала, вернее чувствовала, вернее, была уверена, что Петер специально привел меня в аптеку, чтобы показать Фишеру, который, наверное, смотрел через дырочку с той стороны шкафа – показать Фишеру, что он меня успешно, так сказать, подхватил и ведет дальше.

Даже интересно, зачем я им далась? А, впрочем, неинтересно. Каждый играет в свою игру. Мне сейчас интереснее всего были ухаживания Петера.

Извозчик нас дожидался.

– Я отвезу вас домой, – сказал Петер. – Скажите адрес.

– Вы же знаете мой адрес, – сказала я. – Улица Гайдна, пятнадцать.

– Вот как? – сказал Петер.