недавно этот теоретический подход был убедительно применен в рамках квир-исследований. Джасбир К. Пуар (Puar, 2007) значительно углубилась в эту развивающуюся в настоящее время область квир-некрополитики, исследуя, каким квирным жизням доступно воспроизводство, а какие обречены на смерть или активно подвергаются уничтожению. В своей недавно опубликованной книге «Квир-некрополитика» (Queer Necropolitics) Джин Харитаворн, Ади Кунцман и Сильвия Посокко продвинулись еще дальше. Они решили проанализировать парадигму, где некрополитику можно рассматривать как «инструмент для осмысления симбиотического сосуществования жизни и смерти, все более отчетливо проявляющегося в расколе между богатыми и бедными, гражданами и негражданами (и теми, кого можно лишить гражданства); между теми, кто культурно, морально, экономически ценен и теми, кто патологичен; между квир-субъектами, приглашенными в жизнь, и квирно униженными группами населения, отмеченными смертью» (Haritaworn, Kuntsman & Posocco, 2014: 2). В этой книге основополагающие размышления Фуко и Мбембе о биополитике и некрополитике формируют основу для более глубоких и инклюзивных теоретических исследований, даже невзирая на их «квирность».

Посокко подчеркивает связь между «квир» и «некрополитикой»: «Следствием перехода к биополитическому и некрополитически-теоретическому регистру является именно отделение „квирности“ от одного из ее ключевых референтов, то есть „геев и лесбиянок“» (Ibid.: 84). Квирность, обозначая «тех, чьи тела отмечены расовыми и сексуализированными технологиями и продуцируются для смерти, в том числе и социальной, через диспозитивы расы и сексуальности», может потенциально разрушить властные структуры и некрополитические сети (Ibid.). Противодействуя сосредоточению внимания на категориях идентичности, которые могут подпадать под определение ЛГБТ, и бросая вызов гетеронормативным, гомонормативным и транснормативным предпосылкам и привилегиям, квир-некрополитика проливает свет на то, каким образом нормативность связана с неоколониальными и неоимпериалистическими процессами и как биополитическое и некрополитическое продолжают влиять на силы жизни и смерти, имеющие гендерные и расовые измерения.

Здесь «квир-некрополитика» служит концептом-метафорой для освещения амбивалентных процессов исключения и включения, показывая, что само включение также может рассматриваться как смертельно опасное. Как проницательно спрашивают Харитаворн, Хантсман и Посокко: «Если модерные гендеры и сексуальности (как доминирующие, так и подчиненные) формировались в противоположность конститутивным Другим, чья примитивность обозначалась как перверсия – и как неспособность исполнять надлежащую гендерную бинарность, – что будет, если рассматривать инклюзию через эти идентичности либо в них самих?» (Ibid.: 3–4). Квир-взгляд на некрополитику помогает лучше подготовить почву для анализа жизни и смерти в становящейся все более неолиберальной среде, которая включает одних, ранее отчуждаемых «других» и в то же время обрекает прочих «других» на социальное вымирание и социальную смерть (Patterson, 1982). В особенности это касается тех, кто испытывает интерсекциональные формы угнетения, в том числе расизм, сексизм, ксенофобию, гомофобию, трансфобию, бедность, эйблизм и криминализацию.

См. также: Биос; Политические тела; Геополитика; Лампедуза; Неоколониальное; Война.

Кристин Квинан

(Перевод Анны Слащевой)

Нео/новый материализм

Первые явные упоминания «неоматериализма» можно найти в работах Рози Брайдотти (Braidotti, 2000) и Мануэля Деланды (DeLanda, 1996). Французская феминистка-философ итальянского происхождения Брайдотти и мексиканско-американский писатель, философ и художник Деланда находятся под сильным влиянием французской философии Жиля Делёза (и Феликса Гваттари). Это не значит, что неоматериализмы являются строго «делёзианской» или «делёзо-гваттарианской» областью интересов и научных исследований. Нет нужды следовать Делёзу (и Гваттари) или же копировать их труды. Книга «Что такое философия?» (Deleuze, Guattari, 1991; Делез и Гваттари, 1998) призывает читателей создавать понятия именно в геофилософском смысле. То есть не с позиции кабинетного философа, и не из башни из слоновой кости, и не на агоре (рынке гуманистических идей), а из экологической перспективы. Инвайронментализм традиционно подразумевает заботу о планете и будущих поколениях. Именно его предлагает геофилософия в «Что такое философия?», потому что там утверждаются не только земля и ее обитатели, но и прошлое и будущее (пока неизвестные). Такая философия может быть только научно обоснованной, меж- и трансдисциплинарной по своей природе.

Итак, новый материализм – это главным образом исследовательская методология для недуалистического изучения мира внутри нас, рядом с нами и вокруг нас, мира, который предшествует нам, включает и превосходит нас. Научное доверие человека дуализмам, таким как «материя – смысл», «тело – разум» и «природа – культура», приводит к редукции, потому что окружающая (ученого) среда никогда не бывает организована совершенным образом и не поддается четкой классификации. Неоматериалисты-исследователи хотят знать, как возникают дуализмы в естественной среде (от дикой природы до городских парков), в обществе в целом (политика, экономика), в искусстве и медиа, а также в активизме. Точно так же они хотят знать, как делаются выводы в традициях исследований науки и техники. В конце концов, «выводы» – это дуализм «до» и «после», тогда как сама жизнь – с точки зрения французского философа Анри Бергсона (Bergson, 1907; Бергсон, 1909) – это неудержимая творческая эволюция.

Новый материализм известен своей пренебрежительно-критической реакцией на лингвистический поворот в гуманитарных и социальных науках. Однако этот образ основан на упрощенном понимании теорий неоматериализма или по меньшей мере на таком, которое создает вводящие в заблуждение интерпретации. Примеры обоих вышеприведенных утверждений могут служить введением к неоматериализмам и к их возникновению.

Превосходным примером того, что новые материализмы не берут свое начало в пренебрежительно-критической реакции на лингвистический поворот, является работа австралийского социолога Вики Кирби. В своей монографии 1997 года «Рассказывая плоть: субстанция телесного» (Kirby, 1997) Кирби развивает неоматериалистическую теорию телесной субъективности, подробно разбирая неоднозначную научную теорию швейцарского лингвиста Фердинанда де Соссюра. Ее книга 2006 года, комментарий к работам Джудит Батлер, развивает новый материализм, акцентируя внимание на продуктивной напряженности в творчестве американской феминистки и квир-философа Батлер, чье творчество обычно рассматривается в ряду ведущих идей феминистского постмодернизма (Kirby, 2006). Наконец, в своей монографии 2011 года «Квантовые антропологии» (Kirby, 2011) Кирби закладывает основы отчетливо дерридеанского по своей сути нового материализма, что может показаться противоречием в терминах лишь в том случае, если считать, что все новые материализмы действительно канонически антилингвистичны. Кирби пишет, что «если „нет ничего вне текста“, как предполагает французский философ алжирского происхождения Жак Деррида, то тогда „природа Природы“ заключается в том, чтобы писать, читать и моделировать» (Kirby, 2006: 84). Другими словами, высказывание Деррида «нет ничего вне языка» следует переписать следующим образом: «нет ничего вне Природы» (Kirby, 2011: 83).

К новым материализмам можно относиться самым упрощенным образом только в том случае, если их исходные положения интерпретируются как антилингвистические. Наглядный пример такого хода мыслей можно найти в работе проживающей в Лондоне австралийской феминистки, квир-теоретика и антирасистки Сары Ахмед, чья горячо обсуждаемая статья «Воображаемые запреты: некоторые предварительные замечания об основополагающих жестах „Нового материализма“», опубликованная в 2008 году, предполагает, что работа американской коллеги Кирби,