(импорт и экспорт между системами), так что «все эти [макрологические, квантово-физические. – В. Б.] неизвестные величины позволяют системе принимать большое число квантованных структур, так называемых комплексий Планка»[88]. Исходя из этого, он начал предлагать информатику как подходящую область для количественного определения (quantizing) того, как физическая энтропия (виртуальное присутствие любого порядка) и биологическая энтропия (отсутствие порядка, беспорядок) соотносятся друг с другом, не вступая в отношения подчинения. Будучи знакомым с работами Тьюринга (Turing, 1936; 1952), Шеннона (Shannon, 1948; Шэннон, 1963) и Винера (Wiener, 1948; Винер, 1968) о математическом понятии информации и с их спором относительно того, может ли она измеряться экспериментальным понятием энтропии, применяемым к физическим системам (Шеннон), или ее необходимо измерять в шрёдингеровских терминах импорта негэнтропии в биологических системах[89], Бриллюэн выдвинул на первый план роль «кода» в таких «умных» вычислениях и применил двойное понятие негэнтропии и энтропии – одно к энергии, другое к информации, предположив, что оба связаны кодом. Свободная (энтропийная) информация для него – это максимальное число априорных случаев, сформулированных в коде (любая конечная система упорядоченных элементов, таких как азбука Морзе или латинский алфавит, таблица Менделеева в химии или ДНК в молекулярной биологии). Априорные случаи могут быть вычислены с помощью комбинаторики, а в энтропийной информации все они должны рассматриваться как с равной вероятностью реализуемые. Связанная (негэнтропийная) информация – это эмпирически измеренная информация (в экспериментах с любым конкретным проявлением такого кода). Такое свойство измерения информации позволяет рассматривать ее как своего рода валюту – оператор, способный устанавливать общую эквивалентность, равноценность между наблюдением и объектом, – которая циркулирует при физическом расходовании энергии в выполняемой работе, а также в экономике импорта и экспорта в метаболизме биологической системы. «Мы ничего не можем получить даром, даже наблюдения», – известное утверждение Денеша Габора (Dennis Gabor, MIT Lectures, 1951, цит. по: Brillouin, 2013 [1956]: 3805; Бриллюэн, 1960: 221). Этот очень важный закон является прямым результатом нашего общего принципа негэнтропии информации, уточняет Бриллюэн, и «удивительно, что столь общий результат до недавнего времени ускользал от внимания» (Ibid.; Там же). Получение информации в измерениях не только имеет свою цену, оно также кое-что дает: увеличение операционной мощи; идею, которая позволяет разработать теорию о том, как квантировать и, следовательно, количественно оценить в сходной манере энергию (Клаузиус) и жизнь (Шрёдингер), что-то вроде «мощи абстракции» (см. Инвариантность). Именно из-за этой идеи, что информация и энергия взаимообусловленным образом артикулируются в эволюционной динамике, в экспериментальной научной парадигме отпала необходимость в предположении о вечном движении. Согласно квантово-криптографической теории Бриллюэна, информация может быть преобразована в энергию (в виде электрического тока) и наоборот (посредством изучения распределения тепла).

См. также: ИИ (искусственный интеллект); Архитектурное расположение; Инвариантность; Демон Максвелла (неантропоцентрическое познание).

Вера Бюльманн

(Перевод Анны Слащевой)

(Не)зарегистрированное гражданство

Один из неизбежных вопросов, возникающих в связи с современными кризисами массовых перемещений, смертями на границах Европы и постоянной маргинализацией незарегистрированных беженцев внутри крепости-Европы, касается отношений между гражданством и ценностью человеческой жизни.

В критической теории есть влиятельное направление, утверждающее, что феномен беженца выявляет превосходство фигуры гражданина над фигурой человека. В своих послевоенных работах, опубликованных в то время, когда миллионы беженцев без гражданства бродили по Европе в поисках правовой защиты, Ханна Арендт обнаружила одно из парадоксальных следствий дискурса о правах человека. Те, для кого было изобретено понятие прав человека и кто больше всего в них нуждается, могут столкнуться с наибольшими трудностями при получении доступа к ним. Как пишет Арендт в «Истоках тоталитаризма», «если человеческое существо теряет свой политический статус, оно должно бы, по логике концепции врожденных и неотчуждаемых прав человека, попасть именно в то положение, для которого и создавались декларации таких общих прав. На деле происходит прямо противоположное» (Arendt, 1973: 300; Арендт, 1996: 401). Арендт подчеркивает, что определяющим моментом в вопросе о том, кто заслуживает гуманного обращения, стал статус гражданства, а не гуманность, обеспечивающая соответственное отношение к человеку. Арендт завершает свой анализ прав человека – этот раздел книги озаглавлен «Упадок национального государства и конец прав человека» – пессимистическим выводом: «Опасность в том, что мировая, всеохватывающая цивилизация может порождать варваров из себя самой, вынуждая миллионы людей жить в условиях, которые, вопреки видимости, суть условия для дикарей» (Ibid.: 302; Там же: 404).

Джорджо Агамбен доводит эти выводы до предела в известной работе Homo Sacer. Для Агамбена понятие прав человека сигнализирует о посягательстве политической жизни на биологическую: «Декларации о правах являются местом изначального вписывания естественной жизни в политико-юридический порядок национального государства» (Agamben, 1998: 75; Агамбен, 2011: 162). Агамбен характеризует права человека как указание на власть над голой жизнью. Анализ Агамбена заканчивается пессимистическим предсказанием будущего: фигура беженца – это «онтологическая судьба». Известный вывод Агамбена о том, что мы все находимся в лагерях, имеет целью показать, как за политико-правовыми определениями скрыто то обстоятельство, что все мы отданы на милость ничем не прикрытой (naked) власти над голой (bare) жизнью. Торжество политико-юридической власти над жизнью приняло завершенную форму.

Эти концептуализации оказались проницательной критикой обрушившегося на беженцев глобального насилия. Действительно, пессимистические взгляды получают подтверждения именно сейчас, когда границы Европы можно рассматривать как места, где все больше проявляет себя некрополитика (Mbembe, 2003), а внутри европейских национальных государств, единодушно подписавшихся под декларацией прав человека, обращение с незарегистрированными беженцами часто сопровождается прямыми нарушениями этих прав (Spijkerboer, 2013). Однако чем дальше от начала XXI века, тем меньше пользы от этого мрачного диагноза. Есть настоятельная необходимость не только критиковать, но и менять негуманную ситуацию у границ Европы. Акцент на том, что любая концептуализация человека неотъемлемо связана с господством и биовластью, парадоксальным образом рискует укрепить, а не подвергнуть критической деструкции бессилие тех, кто подвергается наибольшей виктимизации (Lemke, 2005). Перед лицом затруднительного положения беженцев как на границах, так и внутри национальных государств эта позиция дает прискорбно мало.

Исследователи все чаще утверждают, что, вопреки изложенным выше пессимистическим диагнозам, гражданство может стать местом микросопротивления (Papastergiadis, 2006) и регуманизации исключенных (Zembylas, 2010). В работе «Гражданские действия» Энгин Исин сформулировал альтернативную концептуализацию гражданской агентности, иллюстрирующую эту тенденцию в критической теории: «Мы определяем гражданские действия как акты, которые преобразуют формы (ориентации, стратегии, технологии) и способы (граждане, незнакомцы, аутсайдеры, чужаки) политического бытия посредством образования новых акторов, граждан-активистов (претендентов на права и обязанности) через создание новых мест и масштабов борьбы» (Isin, Nielsen, 2008).

Когда политику определяют не как актерскую игру с предзаданными смыслами, а