или Инквизиция могут ухватиться. Однако единожды он мог признаться сам себе, что дело не только в этом.

— Истинное значение валласлина в Тевинтере было общеизвестным фактом?

Солас и не знал, зачем спрашивал о подобном. Ведь, с одной стороны, его не должно волновать, как и что было в те далёкие времена, в ту воистину чёрную эпоху для эльфов. Но, с другой, почему бы не узнать побольше о той ушедшей эпохе, но по чьему наследию живёт Тедас и поныне? Ведь достовернее информации, чем из уст человека, жившего в то время, ему не найти. Да и этот человек зарекомендовал себя настолько сносным собеседником, что в пучине Тени порой даже забывалось, что они представители разных рас, а он ещё и тевинтерец. Поскольку магистр не кичился своим происхождением.

— Разумеется. Пропаганда цепко держалась за любой факт, который бы смог унизить Элвенан, сделать его в глазах граждан ещё большей Империей Зла, — спокойно хмыкнул Безумец.

Находился бы на месте Соласа какой-нибудь долиец, то он бы тут же бешеным зверем набросился на человека за такие слова. Но этот эльф спокойно принял ответ собеседника. Да, магистр говорит такие неприятные вещи равнодушно, и, однозначно, его руки по локоть в эльфийской крови, но, объективно говоря, в том нет причин его ненавидеть. Ведь он всего лишь человек того времени, не он диктовал нормы той эпохи, он всего лишь им соответствовал.

— Официально считается, что именно жрецы языческого эльфийского пантеона клеймили валласлином своих рабов. В некоторых источниках метки так же называют частью ритуала по жертвоприношению. Однако труды квалифицированных историков говорят о том, что элвенанская религия имеет весьма, эм, интересные откровения. Я склонен верить их научным работам, хотя, разумеется, всё это остаётся лишь нашими догадками.

— И о чём говорит ваша неофициальная теория? — Солас не заметил, как этот разговор соскочил с тевинтерской тематики на эльфийскую. Но, кажется, он и не старался что-то менять. «Неужели хоть одно существо в нынешнем мире знает, кто такие эванурисы?!», — мужчина с замиранием сердца ждал ответ. Наверное, этот неосознанный порыв породила его собственная борьба с личным страхом, страхом одиночества.

Сам же Безумец от этого вопроса удивлённо глянул на собеседника. Поскольку он привык, что при разговоре с эльфами вообще не стоит затрагивать их пантеон. Ведь остроухие ревностно относятся к своему наследию и слишком уж невменяемо реагируют, если кто-нибудь, особенно человек, поставит под сомнение хоть какой-то устоявшийся факт эльфийской культуры.

— Ты уверен, что готов получить от меня ответ? Я уже наслышан о том, как обычно реагируют эльфы, если затронуть возможную ложную божественность их пантеона.

— Но я ведь не «обычный» эльф, — совсем невинно улыбнулся отшельник.

Магистр в ответ одобряюще усмехнулся. Ведь, и правда, перед ним совсем не «обычный» для нынешних времён эльф. Мало того, что в разговоре абсолютно не использует то самое глупое «шемлен», так ещё, в отличие от долийцев, а уж тем более городских, знает и умеет намного больше, нежели говорит.

Теперь окружающий бесформенный фон Тени, чья материальность была за гранью понимания большинства живущих в недремлющем мире, начал меняться. Зелёный едкий свет, который одновременно был и олицетворением всей необъятности магии, и всей её разрушительной смертоносности, отступил, заменился на привычные глазу краски. Через секунду два мага уже стояли посреди развалин какого-то эльфийского дворца. Судя по размерам это было одно из самых величественных сооружений, однако всю ту «величественность» поглотил лес, а обрушенные его части всё больше сливались с землёй.

Соласу стало не по себе, даже тоскливо, что ли. Ведь он увидел не просто очередной кусок эльфийского наследия, к плачевному виду которого он уже привык, а сооружение, по которому он когда-то бродил на правах одного из хозяев мира. Это «когда-то» по меркам нынешней быстрой жизни было очень и очень давно, но по его личным впечатлениям — совсем недавно, казалось бы, миг назад.

Очевидно, Тень воссоздала руины по воспоминаниям Безумца. А значит, в своих путешествиях магистр таким и лицезрел былой эталон величия и красоты элвенанской архитектуры. Но то было тринадцать веков назад. Наверное, нынешняя эра не сохранила даже и этих руин.

Пусть Солас и оказался окружён собственными тоскливыми мыслями о безрадостной судьбе его народа, о кощунственном вандализме людей, жертвой чьей варварской природы стал и этот дворец, но мужчина всё же поспешил от них отмахнуться, запрятать в те же дали, где поныне пока ещё спала вся чернота Ужасного Волка. Поскольку Тень могла зацепиться за его мысли и воссоздать этот дворец уже таким, каким помнит его именно эльф, а это бы, однозначно, вызвало ненужные вопросы.

Поборов секундную слабость, знаток Тени тут же поспешил за собеседником и оказался в центральном зале дворца, стены которого хранили до сих пор различимые фрески. На них в большей своей части были изображены какие-либо религиозные мотивы в общем и сами боги в частности. Вот, например, на самой целой фреске была изображена неисчислимая толпа, сидящая то ли в позе молитвы, то ли в рабской покорности, а над ней (даже над зрителями) возвышался солнечный лик их главного божества. От созерцания картины Солас невольно скривился. Хотелка у Эльгарнана всегда была отменная: памятник в свою честь — так за один день и во всю скалу, фреска со своим участием — так во всю стену. Теперь магу даже, наоборот, захотелось, чтобы на момент нынешней, девятой, эры этот дворец оказался полностью стёрт с лица Тедаса — мир стал бы свободнее на одну фреску тщеславных эванурисов.

Безумец же от лицезрения этой хорошо сохранившейся картины, понятное дело, не испытывал тот же ворох эмоций, точнее он вообще ничего не испытывал. Для него фреска представляла исключительно исторический интерес.

— Разумеется, чтобы ставить окончательный вердикт, как делали мои коллеги, нужно проанализировать все доступные исторические источники. Письменные источники современников предпочтительней всего. Но на это у нас нет времени, поэтому хочу поделиться моими личными догадками по твоему вопросу, — мужчина начал издалека, потому что до сих пор не верил, что впоследствии собеседник не накинется на него за сказанное.

Однако Солас лишь кивнул с холодным спокойствием, убеждая продолжить.

— Если изучать религиозную тематику, можно заметить интересную закономерность. В верованиях, в которых фигурируют некие высшие силы, чьё существование и чьи возможности якобы за гранью нашего понимания, появляется необходимое звено между этими силами и паствой в виде первой «жертвы», с кем боги заговорили, и её продолжателей. У нас таковыми были Архонт Талсиан и Жрецы, у нынешней псевдорелигии жрицы и, как я понимаю, некая Андрасте. Поэтому логично предположить,