Да, ненавижу вас и всех подобных вам женщин! Ибо вы развращаете мир. Вы обращаете добро во зло, вы множите безумие в преступление, обольщая мужчин своими прекрасными телами и лживыми глазами. Вы делаете из людей дураков, трусов и животных! Даже когда вы умираете, ваши тела порождают скверну: из плоти, которая когда-то услаждала мужчину, образуются плесень и слизь! Вы бесполезны в жизни – и вы становитесь ядом после смерти. Я ненавижу вас всех! Я читаю вашу душу, как открытую книгу. Ваша душа заклеймена именем, которое дают подлым людям, хотя по справедливости оно должно в равной степени относиться к подобным вам женщинам – тем, кто высоко вознеслись в этом мире и не могут оправдаться за то, что продались Дьяволу!

Лусио оборвал свою речь и сделал резкое движение, словно хотел отбросить ее от себя. Однако Сибил вцепилась в его руку с упорством того отвратительного насекомого, которое он добыл из груди мертвой египтянки и превратил в игрушку, чтобы забавляться в часы досуга!

Его речи вызывали у меня уважение смелостью и прямотой, с которой он указывал этому бесстыдному существу, кто она такая с точки зрения честного человека, не приукрашивая ее возмутительное поведение ради вежливости или светских приличий. Он мой друг, и даже больше, чем друг! Он правдив, он верен, у него нет ни желания, ни намерения предать и опозорить меня. Мое сердце наполнилось благодарностью к Лусио и вместе с тем странной жалостью к самому себе. Страдание было так сильно, что я зарыдал бы от бешенства и боли, если бы желание услышать больше не подавило сумятицу чувств. Я с удивлением наблюдал за женой: куда делась ее гордость, зачем она по-прежнему стоит на коленях перед оскорбившим ее человеком, чьи слова должны были оказаться для нее невыносимыми?

– Лусио!.. Лусио! – шептала Сибил, и шепот ее разносился по галерее, как шипение змеи. – Говорите, что хотите, называйте меня, как хотите. Вы не сможете сказать ничего такого, что было бы неправдой. Я подлая – пусть. Но много ли пользы в добродетели? Какое удовольствие приносит добро? Можно ли получить удовлетворение от самоотречения? Нет Бога, которому было бы до всего этого дело! Пройдет немного лет, и мы все умрем, и нас забудут даже те, кто нас любил. Зачем же терять радости, которые мы можем получить, просто попросив? Неужели трудно хоть на час полюбить меня? Разве на меня неприятно смотреть? И неужели красота моего лица и тела ничего не стоит в ваших глазах? Разве вы не человек? Убивайте меня жестокостью ваших слов, мне все равно! Я люблю вас! Я люблю вас!

В совершенной страсти самоотречения она вскочила на ноги, отбросив назад свои прекрасные волосы, и выпрямилась, как настоящая вакханка:

– Посмотрите на меня! Вы не посмеете отвергнуть любовь такой, как я!

За этим взрывом последовала мертвая тишина, и я как зачарованный смотрел на Лусио, когда он повернулся и встал напротив нее. Выражение его лица показалось мне совершенно неземным: его красивые широкие брови сдвинулись в одну темную угрожающую линию, а глаза буквально горели презрением. Но при этом он смеялся – тихим смехом, звучным и полным иронии.

– Не посмеете! – презрительно повторил он. – Женские слова, женский вздор! Визг оскорбленной самки, которой не удалось прельстить своего избранника. Ваша любовь – что это, если не унижение для того, кто ее примет, или позор для того, кто ей доверится! Вы похваляетесь своей красотой. Зеркало показывает вам приятные отражения. Но зеркало лжет – так же превосходно, как и вы! Вы видите в нем не свое отражение, ибо оно заставило бы вас отшатнуться в ужасе… Вы смотрите на свою телесную оболочку, на платье из ткани, подверженное тленью, пригодное только для того, чтобы смешаться с прахом, из которого оно появилось. Ваша красота! Я не вижу ее. Я вижу вас! А вы для меня безобразны и останетесь безобразны вовеки. Я ненавижу вас! Я ненавижу вас безмерной и неумолимой ненавистью, ибо вы принесли мне зло: вы оскорбили меня, вы добавили еще одно бремя к ноше того наказания, которое я несу!

Она протянула к нему руки, но он оттолкнул ее яростным жестом.

– Отойдите! – сказал он. – Страшитесь меня, как неведомого ужаса! О, безжалостное небо! Подумать только – еще накануне вечером я приблизился на шаг к утраченному счастью! А теперь эта женщина тащит меня назад и вниз, и я снова слышу, как захлопываются врата Рая! О, бесконечная пытка! О, злые души мужчин и женщин! Неужели в вас не осталось ни капли благодати или мысли о Боге! Разве вы хотите сделать мои скорби вечными?

Он стоял, подняв лицо к свету, струившемуся через окно эркера, и лунные лучи, окрашиваясь в розоватый цвет, когда проходили сквозь расписные одежды святого Стефана, обнаруживали великую и страшную тоску в его глазах. Я слушал его с изумлением и трепетом, но не мог понять, что он имел в виду. По выражению лица Сибил было видно, что моя безрассудная неверная жена была столь же озадачена.

– Лусио, – проговорила она, – Лусио, что… что я сделала? Я совсем не хотела причинить вам вред… Я всего лишь ищу вашей любви, Лусио, чтобы дать взамен такую нежность и страсть, каких вы еще не знали! Только ради этого я вышла замуж за Джеффри. Я выбрала в мужья вашего друга только потому, что он был вашим другом!

О, коварная женщина!

– Я видела его глупое себялюбие, его гордость собой и своим богатством, его слепую уверенность во мне и в вас. Я знала, что со временем смогу последовать примеру других женщин моего круга и выбрать себе любовника. Ах, Лусио, я уже выбрала его! Это вы! Да, хотя вы и ненавидите меня, но вы не в силах помешать мне любить вас. И я буду любить вас до самой смерти!

Он пристально посмотрел на нее, и чело его омрачилось.

– А после того, как вы умрете? – спросил он. – Тогда вы будете меня любить?

В его тоне звучала жестокая насмешка, которая, казалось, смутила ее.

– После смерти?.. – переспросила она.

– Да, после смерти! – повторил он мрачно. – Будущая жизнь существует. Об этом знает ваша мать!

У нее вырвалось слабое восклицание, и она устремила на него испуганный взгляд.

– Прекрасная леди, – продолжал он, – ваша мать, как и вы, была сластолюбива. Как и вы, она решила последовать примеру других женщин своего круга, как вы выразились. Завоевав слепое или добровольное доверие мужа, она выбрала не одного любовника, а нескольких. И