ночь, которая всего лишь на несколько часов охватила окружающую природу, но навсегда сгустилась надо мной!

Ужин закончился поздно, и, приятно утомленные прогулкой на свежем воздухе, мы рано легли спать. В последнее время я спал крепко, и прошло, должно быть, несколько часов, когда я внезапно проснулся, словно от властного прикосновения какой-то невидимой руки. Я вскочил в кровати. Ночник горел тускло, и в его мерцании я увидел, что Сибил рядом со мной не было. Сердце мое упало, а потом едва билось. Предчувствие чего-то неожиданного и пагубного леденило мне кровь.

Я отодвинул вышитый шелковый полог и осмотрел комнату: она была пуста. Тогда я поспешно встал, оделся и подошел к двери. Она оказалась тщательно прикрыта, но не заперта, как было, когда мы ложились спать. Я бесшумно открыл ее и выглянул в длинный коридор. Там не было никого. Прямо напротив двери спальни начиналась винтовая дубовая лестница, ведущая вниз, в широкий коридор, который в прежние времена служил музыкальной комнатой или картинной галереей. В одном конце коридора высился старинный орган, до сих пор сохранявший приятное звучание. Он мерцал своими тусклыми золотыми трубами, поднимавшимися к резному рельефному потолку. Другой конец коридора освещался большим, как в церкви, эркерным окном, застекленным редкими старинными витражами с изображениями сцен из житий святых, а в центре – с изображением мученичества святого Стефана.

Осторожно подойдя к балюстраде, выходившей на эту галерею, я взглянул вниз и в первое мгновение не увидел ничего, кроме перекрещивающихся узоров на полированном полу – пятен лунного света, падавших через большое окно. Затаив дыхание, я гадал, куда могла пойти Сибил в такое время. Вдруг я увидел на перекрестье лунных пятен темную высокую тень и услышал приглушенный звук голосов. С бешено бьющимся пульсом и с ощущением удушья в горле, полный подозрений, которым я не осмеливался дать воли, я медленно и незаметно начал спускаться вниз, пока не достиг последней ступеньки лестницы. Я увидел то, что едва не повергло меня на землю в приступе агонии. Мне пришлось отступить и сильно закусить губы, чтобы подавить крик.

Передо мной, в отсветах красных и синих одежд нарисованных на окне святых, сиявших кровью и лазурью, стояла на коленях моя жена. На ней было тонкое белое одеяние, которое скорее подчеркивало, чем скрывало ее фигуру. Густые волосы Сибил ниспадали в диком беспорядке. Руки ее были умоляюще сложены, бледное лицо обращено вверх. А над нею возвышалась темная величественная фигура Лусио!

Я смотрел на них сухими горящими глазами. Что это? Неужели она, моя жена, – неверна? Неужели он, мой друг, – предатель?

«Терпение, терпение! – думал я. – Это, несомненно, представление, такое же, как то, которое он разыграл прошлой ночью перед Мэвис Клэр! Терпение! Послушаем и эту комедию!»

Прижавшись к стене и затаив дыхание, я ждал, о чем они будут говорить. Тогда я узнаю все. И я должен знать все!

Несмотря на напряжение и обиду, я был удивлен пугающему свету на лице Лусио: этот свет не мог быть отражением луны, поскольку князь стоял к окну спиной. Его лицо выражало презрение.

Какой страшный дух владел им? Почему даже мне, ошеломленному происходящим, он чудился более чем человеком? Почему сама красота его казалась в эту минуту отвратительной, а вид – дьявольским?

Но вот моя жена заговорила, и я слышал каждое ее слово. Слушал и терпел, не падая замертво к ее ногам и не думая о крайности своего бесчестья и отчаяния!

– Я вас люблю! – простонала она. – Лусио, я люблю вас, и любовь убивает меня! Будьте милосердны! Пожалейте мою страсть! Полюбите меня хоть на час, на один короткий час! Я прошу о немногом, а потом – делайте со мной что хотите. Мучьте меня, опозорьте меня на глазах у всех, прокляните перед небом. Мне все равно! Я ваша телом и душой! Я люблю вас!

Ее слова звучали как безумная мольба, обращенная к идолу, а я слушал, раздираемый яростью, но не произносил ни звука.

«Молчание! – говорил я сам себе. – Все это представление, оно еще не закончилось!» Я ждал, напрягая все нервы, ответа Лусио. Этот ответ прозвучал в сопровождении приглушенного саркастического смеха.

– Вы мне льстите! – сказал он. – И я сожалею, что не могу ответить комплиментом на комплимент!

Сердце мое забилось от облегчения и радости: я чуть не присоединился к его ироническому смеху.

Но Сибил придвинулась к нему ближе, продолжая увещевать его.

– Лусио, Лусио! – умоляла она. – Есть ли у вас сердце? Можете ли вы отвергнуть меня, когда я так прошу вас? Отвергнуть, когда я предлагаю вам всю себя – все, чем я являюсь или кем я когда-либо надеюсь стать? Неужели я вам так противна? Сколько мужчин отдали бы жизнь, чтобы услышать то, что слышите вы! Но они ничто для меня! Вы один – мой мир, вы – мое дыхание! Ах, Лусио, вы не поверите, вы не поймете, как сильно я вас люблю!

Он повернулся к ней внезапным яростным движением, испугавшим меня, и тень презрения на его челе стала еще темнее.

– Я знаю, что вы любите меня! – сказал он, и я увидел, как холодная насмешливая улыбка промелькнула на его губах. – Я всегда это знал! Ваша душа вампира рванулась ко мне при первом же взгляде, который я бросил на вас. Вы с самого начала были фальшивой и бесчестной женщиной и сразу узнали своего хозяина! Да, хозяина!

Сибил издала слабый крик, словно от страха, а он, наклонившись, взял ее за обе руки и крепко сжал их.

– Послушайте хоть раз правду о себе от того, кто не боится ее сказать! Вы любите меня. И воистину, я могу заполучить ваше тело и душу, как только захочу! Вы вышли замуж с ложью на устах. Вы клялись мужу в верности перед Богом, уже лелея измену в своих помыслах, и этим превратили священное благословение в богохульство! Так не удивляйтесь, что проклятие пало на вас! Я все знал заранее! Поцелуй, которым я одарил вас в день свадьбы, зажег вашу кровь и еще больше привлек вас ко мне! Вы прибежали бы ко мне в ту же ночь, если бы я этого потребовал, если бы я любил вас так, как вы любите меня, – если называть любовью болезнь тщеславия и желания, бушующую в ваших жилах! Но теперь выслушайте меня!

Продолжая держать ее за запястья, он посмотрел на нее с такой мрачной злобой, отразившейся на его лице, что казалось, темнота сгустилась вокруг места, где он стоял.

– Я ненавижу вас!