не удалось завоевать! Ни одно сердце не бьется около вашего, никакие нежные руки не ласкают вас, – вы одна. Мужчины по большей части боятся вас. Сами они глупы и грубы, и женщины им нравятся вульгарные и недалекие. Им не по душе ваш острый ум, ваша спокойная независимость. И все же что лучше? Обожание грубияна и глупца или одиночество духа, обитающего на заснеженных вершинах гор в компании одних только звезд? Подумайте об этом! Пройдут годы, вы состаритесь и почувствуете горечь одиночества. Вас, конечно, удивят мои слова, но поверьте, это правда: я могу дать вам любовь. Не свою любовь, ибо я никого не люблю, но я могу повергнуть к вашим ногам самых гордых людей из любых стран мира – все они окажутся претендентами на вашу руку. Вы сможете выбирать из них, и у вас будет время для выбора. Тот, кого вы полюбите, станет вашим мужем… Но что с вами? Почему вы отшатываетесь от меня?

Мэвис отступила и смотрела на него с каким-то ужасом.

– Вы пугаете меня! – произнесла она с запинкой; лунный свет упал на нее, и я увидел, что она очень бледна. – Такие обещания невероятны, невозможны! Вы говорите так, словно вы больше, чем человек! Я не понимаю вас, князь Риманес. Вы отличаетесь от всех, кого я когда-либо встречала, и… И что-то предостерегает меня против вас. Кто вы? Почему вы так странно говорите со мной? Простите, если я покажусь неблагодарной… но пойдемте… Думаю, уже очень поздно, и мне холодно…

По ее телу прошла дрожь, и, чтобы удержаться, она ухватилась за ветку дерева. Лусио стоял неподвижно, глядя на нее пристально и почти скорбно.

– Вы говорите, что моя жизнь одинока, – продолжала Мэвис неохотно, но несколько возвысив свой милый голосок, – и полагаете, что любовь и замужество – единственные радости, которые могут сделать женщину счастливой. Может быть, вы и правы. Я не берусь утверждать, что вы ошибаетесь. У меня много замужних подруг, но ни с кем из них я не поменялась бы судьбой. Я мечтала о любви, но не стала менее счастливой оттого, что моя мечта не осуществилась. Если такова воля Божия, то я не буду роптать, ибо мое одиночество не есть настоящее одиночество. Работа – хороший товарищ. У меня есть книги, цветы и птицы, и мне никогда не бывает одиноко. И я уверена, что когда-нибудь моя мечта о любви осуществится в полной мере – если не здесь, то в будущей жизни. Я могу подождать!

Произнося эти слова, она смотрела на ясное небо, где сквозь изгибы ветвей мерцали звезды. Лицо ее выражало ангельскую уверенность и совершенное спокойствие.

Князь Риманес подошел к ней ближе со странным ликованием в глазах.

– Верно, вы можете подождать, Мэвис Клэр! – сказал он глубоким, проникновенным голосом, в котором больше не чувствовалась печаль. – Вы можете позволить себе подождать! Ответьте мне – только прежде подумайте! – можете ли вы меня вспомнить? Было ли такое время, оглянувшись на которое вы сумеете увидеть мое лицо не здесь, а где-то еще? Подумайте! Ведь вы видели меня когда-то давно – в далекой сфере красоты и света, когда вы были ангелом, Мэвис, а я был не тем, кем являюсь сейчас! Как вы дрожите! Не бойтесь, я не причиню вам вреда за тысячу миров! Я знаю, иногда я говорю дико. Я думаю о прошедшем, о временах, которые миновали давным-давно, и меня переполняют сожаления. Они жгут мою душу жаром более лютым, чем огонь! Итак, ни богатство, ни власть, ни любовь этого мира не соблазняют вас, Мэвис! И вы – женщина! Значит, вы живое чудо. Вы чудесны, как капля чистой росы, отражающая в своей крохотной поверхности все краски неба и приносящая с собой влагу и свежесть повсюду, куда бы она ни упала. Я ничего не могу для вас сделать, вам не нужна моя помощь, вы отвергаете мою услугу? Что ж, если я не могу вам помочь, помогите вы мне!

Князь упал перед ней на колени, благоговейно взял ее руку и поцеловал.

– Я прошу у вас самое малое: помолитесь за меня! Я знаю, что вы привыкли молиться, так что это не составит для вас труда. Вы верите, что Бог вас слышит, и, когда я смотрю на вас, я тоже в это верю. Только чистая женщина помогает мужчине обрести веру. Молитесь же за меня, как за того, кто отпал от своего высшего и лучшего «я», кто стремится, но не может его достичь, кто несет тяжкое наказание, кто жаждет достичь Небес, но по проклятой воле человека остается в аду! Молитесь за меня, Мэвис Клэр! Обещайте это! И тогда вы поднимете меня на шаг ближе к славе, которую я потерял!

Я слушал, окаменев от изумления. Неужели это Лусио – беспечный и циничный насмешник, которого я, как мне казалось, так хорошо знал? Неужели это он стоял на коленях, как кающийся грешник, склонив гордую голову перед женщиной? Я видел, как Мэвис высвободила свою руку из его руки и смотрела на него сверху вниз, взволнованная и недоумевающая. Затем она заговорила нежным, но дрожащим голосом:

– Поскольку вы так искренне этого желаете, я обещаю, что буду молиться, чтобы снедающая вас странная и горькая скорбь ушла из вашей жизни…

– Скорбь! – повторил он, прерывая ее и вскакивая на ноги. – Женщина, гений, ангел – кто бы вы ни были, – не говорите об одной моей скорби! У меня тысячи тысяч скорбей! Нет, миллионы миллионов! Они горят, словно маленькие огоньки, в моем сердце и глубоки настолько же, насколько велико расстояние до центра Вселенной! Грязные преступления мужчин, гнусный обман и жестокость женщин, безжалостная, убийственная неблагодарность детей, презрение к добру, мученичество разума, эгоизм, скупость, чувственность человеческой жизни, отвратительное богохульство и грех сотворенного перед Творцом – вот мои бесконечные скорби! Они не отпускают меня, держат в цепях, хотя я так хотел бы быть свободным! Они порождают вокруг меня ад и бесконечные муки! Они связывают, сокрушают меня и извращают мое существо, пока я не становлюсь тем, кем не смею назваться ни себе, ни другим. И все же… вечный Бог мне свидетель… я не думаю, что я хуже худшего из людей! Я искушаю, но не преследую. Я веду многих, но действую так просто, что те, кто идет за мной, делают это по собственной воле, а не по моему убеждению!

Князь сделал паузу, а затем продолжил более мягким тоном:

– Вы, похоже, испуганы. Однако будьте уверены: у вас нет