— Да, это я. Остатки от того, кем был раньше.

— Что с тобой произошло? — осторожно спросил Ханум. — Когда я видел тебя в последний раз, ты был совершенно другим.

— Слишком много вопросов, — тихо произнёс Костя. — И слишком мало ответов.

Ханум наклонился вперёд, изучая его.

— Я пришёл, чтобы поблагодарить тебя за мою дочь. Но вижу, ты сам сейчас едва держишься.

— Благодарить? — Костя посмотрел на него усталым взглядом. — Благодарить за что? За то, что я спас одну жизнь и обрёк десятки других?

— Что ты имеешь в виду? — Ханум нахмурился.

Костя откинулся на спинку стула, закрывая глаза.

— Ты не поймёшь. И я не хочу объяснять.

На мгновение повисла тишина. Ханум понимал, что этот человек пережил что-то страшное, что-то, что изменило его навсегда.

— Эти люди у твоего дома, — заговорил Ханум, пытаясь сменить тему. — Они... чего они ждут?

— Они ждут того, чего у меня больше нет, — горько ответил Костя. — Моей веры, моей души и надежды на лучшее.

Ханум откинулся назад, тяжело вздохнув.

— Ты сам не понимаешь, что значит для них. Если ты падёшь, они падут вместе с тобой.

Костя фыркнул, но без злости.

— Ханум, если бы ты знал, какую цену я заплатил, ты не говорил бы так.

— И всё же я здесь, — твёрдо ответил Ханум. — Если тебе нужна помощь, скажи. Мы найдём выход.

Костя посмотрел на него с лёгким удивлением, но ничего не ответил. Он просто кивнул и отвернулся.

Ханум сидел напротив Кости, его взгляд был тяжелым, а его лицо выражало скрытую тревогу. Он знал, что ситуация в городе накаляется, и знал, что Костя — главный объект этих изменений. Но это не было тем, что его беспокоило сейчас. Его беспокоило то, как измучен и сломлен был сам Главный лекарь.

— Костя, ситуация в городе действительно щекотливая, — начал Ханум, его голос звучал устало. — Многие из тех, кто имеет власть, недовольны тем, что ты скоро можешь занять место градоначальника. Это раздражает их. Они не видят в тебе того, кого бы хотели видеть в этой должности.

Костя отстраненно посмотрел на него, его лицо не выражало никаких эмоций, только тяжёлую усталость.

— Мне всё равно, — ответил он, его голос не был исполнен злости или даже раздражения. Он просто не заботился. — Сейчас меня ничего не интересует. Ни власть, ни титулы, ни то, что они обо мне думают. Есть только Лия. И её состояние.

Он сделал паузу, как будто пропустив слова через себя, чтобы осознать, что они вообще значат.

— Она как и я, в упадке. Каждый день тянется, как ночь. Никакого просвета. Ничего, кроме темноты, которая накрывает нас обоих. Ты, наверное, не понимаешь, как это... — Костя замолчал, его глаза потускнели, как будто он сам терял надежду на будущее.

Ханум наблюдал за ним, понимая, что эти слова не просто обыденные жалобы. Это была настоящая боль, та, что была глубже всего, и, казалось, не имела выхода.

— Я понимаю, что ты переживаешь, Костя, — сказал Ханум, делая шаг вперед, — но, кроме этого, есть и другие угрозы. Некоторые из тех, кто недоволен твоим положением, они хотят твоей смерти.

Эти слова словно ударили по Косте. Он взглянул на Ханума без особого выражения на лице.

— Пусть хотят, — сказал он, с отчаянной безразличностью в голосе. — Мне всё равно. Я не боюсь.

Ханум застыл на месте. Он не ожидал такого ответа.

— Ты не боишься? — удивился он, нахмурив брови. — Ты же понимаешь, что всё может быть намного опаснее, чем ты думаешь.

— Я не боюсь, — повторил Костя, его взгляд был пустым. — Потому что для меня сейчас нет ничего важного, кроме того, что происходит с Лией. Всё остальное — пустое. Если они хотят меня убить, пусть попробуют. Я не против.

Тон Кости был таким, что Ханум почувствовал, как его собственное сердце сжалось от беспомощности. Он видел, как сильно Костя страдал, и не знал, как помочь. Ситуация в городе была угрожающей, но для Кости всё это казалось далёким. Единственное, что для него имело значение сейчас — это боль, терзающая его сердце.

Ханум сидел напротив Кости, его взгляд был серьёзным, но в нём сквозила не только решимость, но и скрытая грусть. Он знал, что должен сказать, но каждое слово давалось ему с трудом. Тишина в комнате тяготила, словно сама атмосфера поглощала его мысли.

— Костя, — начал Ханум, его голос был тихим, но твердым, — я приехал к тебе не только по делам города. Ты спас мою дочь, и за это я буду вечно тебе благодарен. Ты сделал для меня больше, чем я мог бы попросить.

Он немного замедлил речь, словно обдумывая каждое следующее слово.

— Но я считаю, что свой долг перед тобой я выполнил. Я предупреждал тебя о рисках, говорил о тех, кто тебя не ждал. Теперь — это твой выбор. Ты сам решаешь, что делать с этой жизнью. Я не могу за тебя принимать решения.

Он встал, стараясь скрыть внутреннюю боль, что была слишком заметна на его лице. Он не хотел видеть Костю таким. Он не хотел быть свидетелем этого отчаяния, которое висело в воздухе, невооружённым взглядом. Но что ещё он мог сделать? Он сделал всё, что мог. Приехал, предупредил, дал совет.

— Прощай, — сказал Ханум, сдерживая взгляд. — Я надеюсь, что ты найдешь в себе силы... Но если ты не хочешь бороться, то это уже не моя вина. Жизнь твоя, и я не буду вмешиваться.

Он развернулся и вышел из комнаты, чувствуя, как его сердце сжимается. Он не желал Косте смерти, напротив — от его боли тому было почти так же тяжело, как будто от собственной. Но что он мог сделать? Он видел, как тот разрушает себя, и было больно осознавать, что от него ничего не зависит.

Закрыв дверь, Ханум опустил голову, на мгновение почувствовав, как его собственная слабость охватывает его. Он ушел, но не ушел от того, что видел.

Костя сидел за столом, механически перелистывая кусочки пищи, но его мысли были далеко. Лия внимательно наблюдала за ним, её взгляд становился всё более тревожным. Когда она заговорила, её голос был тихим, почти неслышным.

— Ты говорил