Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1
Было без четверти четыре, когда Ральф пересек Гаррис-авеню иподошел к своему дому. Усталость вновь возвращалась; Ральфу казалось, что он неспал целую вечность. И в то же время он чувствовал себя лучше, чем раньше.Более собранным. Более самим собой.
«А может, тебе просто хочется верить в это? В то, чточеловек не может испытывать таких страданий без какой-либо награды? Отличнаямысль, Ральф, но не слишком реалистичная».
«Ладно, — подумал он. — В данный момент я несколько смущен».
Так оно и было. А еще он ощущал страх, измотанность,полнейшую растерянность с примесью вожделения. Одна четкая мысль проходилакрасной нитью сквозь эту мешанину эмоций, одно, что ему необходимо сделать дотого, как он займется другими проблемами: помириться с Биллом. Если потребуютсяизвинения, он пойдет и на это. В конце концов, он должен извиниться. Ведь неБилл пришел к нему и сказал: «Старик, ты выглядишь ужасно, расскажи-ка мне, чтопроисходит». Нет, это он пошел к Биллу. Он ошибся, что, однако, ничего неменяет…
«Господи, Ральф, ну что мне с тобой делать?»
Удивленный голос Кэролайн, прозвучавший столь же четко, какбывало в первые недели после ее смерти, когда он справлялся с приступамиотчаянной тоски, мысленно обсуждая с Кэролайн все проблемы… Иногда онразговаривал с ней вслух, если ему случалось оставаться одному в доме.
«Именно Билл первым затеял ссору, а не ты. Вижу, тыпо-прежнему настроен крайне критически к себе, как было и при моей жизни.Кажется, некоторые вещи никогда не меняются».
Ральф улыбнулся. Что ж, возможно, некоторые вещидействительно никогда не меняются, и, возможно, в споре виноват именно Билл.Вопрос в том, хочет ли он лишить себя общества Билла из-за глупой ссоры имелочных разбирательств относительно того, кто из них прав, кто виноват. Ральфуэтого не хотелось, и если для восстановления отношений потребуются извинения,не совсем заслуженные Биллом, что тут ужасного? Насколько ему известно, язык несломается от трех коротеньких слогов: «из-ви-ни». Кэролайн внутри него ответилана эту мысль скептическим молчанием. «Да ладно, — мысленно сообщил ей Ральф. —Я сделаю это для себя, а не для него. Или для тебя, если уж на то пошло».
Ральф был удивлен, даже поражен, какое чувство вины вызвалав нем последняя мысль — как будто он богохульствовал, надругался над святыней.Но мысль не стала от этого менее правдивой.
Ральф остановился, ища в кармане ключи, когда увиделзаписку, прикрепленную к двери. Он поискал очки, но вспомнил, что оставил их накухонном столе. Ральф отклонил голову назад, пытаясь разобрать каракули Билла:
"Дорогой Ральф/Луиза/Фэй/ кто угодно!
Большую часть дня я, скорее всего, проведу в больнице Дерри.
Позвонила племянница Боба Полхерста и сообщила, что дело,можно сказать, решенное: бедняга почти закончил свое сражение. Палата N313 вгородской больнице — последнее место на земле, где мне хотелось бы провестиэтот чудесный октябрьский денек, но, думаю, мне лучше пройти через все досамого конца. Ральф, извини за доставленные утром неприятности. Ты пришел комне за помощью, а я вместо этого чуть не вцепился тебе в лицо. Единственное,что я могу сказать в качестве извинения — приближающаяся смерть Боба Полхерстапорядочно измотала меня. Добро? Ужин за мной… Если ты еще захочешь провестивечер в обществе мне подобных.
Фэй, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, перестань доставатьменя со своим шахматным турниром. Я пообещал тебе, что буду играть, и я словосдержу.
Прощай, жестокий мир.
Билл"
Ральф с чувством облегчения и благодарности выпрямился. Еслибы все остальное, происходящее с ним, можно было уладить с такой легкостью… Онподнялся к себе наверх и уже набирал в чайник воду, когда зазвонил телефон.Звонил Джон Лейдекер.
— Рад, что наконец-то застал вас дома, — сказал он. — Я уженачал беспокоиться.
— Почему? — удивился Ральф. — Что случилось?
— Может быть, и ничего, но… Все-таки Чарли Пикерингавыпустили под залог. — Но вы сказали, что этого не случится.
— Я ошибся. — В голосе Лейдекера прозвучало раздражение. — Ктому же я ошибся не только насчет этого. Я говорил, что судья определит залог всумме около сорока тысяч долларов, но я не знал, что дело Пикеринга поручатсудье Стэдмену, известному своей фразой, что он даже не верит в безумие.Стэдмен определил сумму залога в восемьдесят грандов <Grand (англ.) тысячадолларов (жарг.)>. Назначенный защитник Пикеринга выл, как волк на луну, ноэто не помогло.
Ральф отметил, что по-прежнему держит в руке чайник, ипоставил его на стол.
— И он все же заплатил залог?
— Да. Помните, как я вам говорил, что Эд Дипно вышвырнетего, словно нож со сломанным лезвием?
— Да.
— Что ж, засчитайте еще одно поражение Джону Лейдекеру.Сегодня утром Эд явился в здание суда с портфелем, набитым деньгами.
— С восемью тысячами долларов? — изумленно спросил Ральф.
— Я же сказал, что с портфелем, а не с конвертом, — ответилKейдекер.
— И он принес не восемь, а восемьдесят. Все в суде до сихпор обсуждают его появление. Об этом будут жужжать еще и после Рождества.
Ральф попытался представить Эда Дипно в одном из егомешковатых свитеров и вытертых вельветовых брюках — Кэролайн называла их «робойученого», — вытаскивающего из портфеля пачки двадцаток и сотенных, но не смог.— По вашим словам я понял, что достаточно уплаты десяти процентов. — Так оно иесть. Если человек может предъявить закладную — на дом или на другуюсобственность, — так происходит в большинстве случаев, когда задержанноговыпускают под залог. Очевидно, Эд не мог сделать этого, зато у него заваляласьнекая толика денег под матрацем. А может, он кого-нибудь ограбил?
Ральф неожиданно вспомнил письмо, полученное от Эленпримерно через неделю после того, как молодая женщина вышла из больницы ипереехала в Хай-Ридж. Она упомянула о чеке, полученном от Эда, — семьсотпятьдесят долларов. «Кажется, это должно означать, что он осознает своюответственность», — писала она. Ральф подумал, осталась ли бы Элен при том жемнении, узнай она, что Эд пришел в здание окружного суда с таким количествомденег, которых хватило бы на безбедное существование его дочери лет напятнадцать… И внес залог, чтобы освободить безумца, любящего поиграть ножичком.
— Интересно, где он достал их? — спросил Ральф Лейдекера.
— Понятия не имею.