Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Услышав, что я передумал писать серию статей, Фикрет расстроился, но настаивать не стал. Сказал только, что если я захочу написать не статьи, а книгу, то могу обращаться к Уфуку – он с радостью ее напечатает. Но тогда мне пришлось бы уволиться из газеты. Отложим пока эту тему, сказал я. Электронные письма некоторое время продолжали приходить, потом их поток начал иссякать.
В конце лета, под вечер, я повстречал на Итальянской улице[101] Нур. Последний раз я видел ее на пристани Большого острова, перед тем как сесть на пароход. После этого мы оба хранили молчание. Нур старалась наладить отношения с Уфуком, я с головой ушел в работу. Для того чтобы возобновить дружеское общение, начать с новой точки, нам обоим требовалось время. Наша дружба была изранена. И дело было не только в поступках Нур, но и в моем настойчивом вожделении, в моей упрямой уверенности, что только со мной она сможет обрести любовь, в которой так нуждается. Все это сильно осложнило наши отношения. Но основа их была прочной. Наша дружба была организмом с хорошими генами. Если дать ей время, она поправится и вернется к жизни. Нур шла снизу, со стороны Босфора. Увидев меня на углу улицы Батарья, улыбнулась. Она загорела и выглядела отдохнувшей. Я прислонился к стене и смотрел, как она подходит все ближе. Солнце клонилось к закату, заливая крыши, башни и море золотистым светом. Мы не стали обниматься, просто встали друг напротив друга. Спокойствие, намек на которое я заметил, увеличив присланную Селин фотографию, теперь совершенно отчетливо читалось в ее глазах, сияющих, как два изумруда.
– Поздравляю с новосельем! – сказала Нур и кивнула в сторону улицы, на углу которой мы стояли. Значит, она в курсе, куда я переехал. Разговаривала обо мне с Фикретом. И про резонанс, который вызвала статья о Ширин Сака, наверняка знает. Если она следит за социальными сетями, пусть даже не очень пристально, то не могла не обратить на это внимания – ведь речь шла о ее собственной семье. Но сама не написала в комментариях ни слова, не позвонила мне в те дни и даже сообщения не прислала. Возможно, статья не пришлась ей по вкусу. Ей же не нравилось, что Фикрет пытается раскопать семейные тайны.
Под мышкой у Нур была толстая папка.
– Быстро ты закончила. Это же роман воротилы?
Последний роман, над которым она работала, исторический, Нур писала для богатого бизнесмена. Она вкратце рассказала мне об этом в ту ночь, что провела у меня в Куртулуше.
– Нет, другой. – Нур потупила глаза и улыбнулась. – Это не на заказ.
– Вот как? И что же это тогда?
– Мой собственный роман.
– Что ты говоришь! Ну, наконец-то! Я очень рад. Расскажи, о чем.
Нур все смотрела себе под ноги и улыбалась. Ее нерешительность еще сильнее разожгла мое любопытство. Ветер, подувший с Босфора, слегка взъерошил ее короткие волосы, прошелся по пушку на шее. Нур подняла голову и с некоторым трудом заставила себя взглянуть мне в глаза. Щеки у нее порозовели.
– Я не хочу рассказывать, пока роман не напечатают, Бурак. Его пока никто не читал, кроме редактора в издательстве. Я сейчас как раз иду на встречу с ним в «Кафе-6».
Я удивился.
– Что? Разве печатает не Уфук? Ты договорилась с другим издательством?
– Да.
Вот это было по-настоящему интересно. Когда Нур назвала издательство, я обрадовался еще больше. Она добилась большого успеха.
– В таком случае поздравляю тебя дважды, Нур! На этот раз твоя книга точно не укроется от внимания критиков! – сказал я и тут же пожалел о своих словах. Первый роман Нур был словно умерший во младенчестве ребенок. Мы о нем не говорили. Делали вид, будто его никогда не существовало, чтобы не вспоминать о его смерти.
Однако Нур улыбнулась.
– Знаешь, Бурак, меня теперь совсем не интересует, заметят ли мой роман критики, напишут о нем в серьезных до невозможности журналах или нет. Спросишь, зачем я его написала? Даже не знаю. Это прозвучит немного по-фикретовски, но скажу так: я должна была написать этот роман. Должна была сделать этот шаг. И сделала. Не ставя перед собой никакой цели.
– Ну и молодец. Не терпится прочитать. С названием определилась?
– Да, но ты и его узнаешь после публикации.
Прощаясь, мы обнялись. Я вдохнул солнечный запах ее кожи. Всё у Нур было хорошо. Она была счастлива. Ее тело было окружено ореолом спокойствия и довольства. Я разжал объятия. Купил в лавке на углу корм для кота, себе – сэндвич с тунцом и вернулся домой.
Квартирка в Джихангире совсем маленькая. Там, где скос крыши, не выпрямишься во весь рост. Из-за этого душевая кабинка сделана не в туалете, а прямо в углу спальни. Сначала это казалось мне странным, потом я привык. Кроме того, по воле архитектора в стене, к которой примыкает душевая кабинка, проделано маленькое окошко, и, принимая душ, я вижу крыши и море за ними. Делая что-нибудь на своей открытой кухне – скажем, когда мою салат и помидоры, – я смотрю сквозь балконную дверь и вижу кусочек моря, по которому идут корабли. Между тем, как корабль появляется в моем поле зрения, и тем, как покидает его пределы, проходит секунд пять. А мыс Сарайбурну стоит на месте. Серо-белый грустный кот, оставленный мне хозяином дома, не терявшим надежды когда-нибудь вернуться, крутится вокруг моих ног, пока я готовлю салат. Котенком он попал под машину и хромает на одну лапу. Мы привыкли друг к другу. Когда я ужинаю на балконе, он составляет мне компанию.
Но сегодня вечером мы с ним будем не одни. Я жду в гости Селин. Ее я тоже не видел с того праздничного дня на Большом острове. После торжества по случаю дня рождения Ширин-ханым она уехала на каникулы – одна, с рюкзаком за плечами. Жила в палатке в далеких от цивилизации бухтах, где даже телефон не ловит, в Каше[102] познакомилась с ровесниками из Австралии и поехала с ними на Кастелоризон, а оттуда – на другие греческие острова. Два месяца путешествовала и вот теперь вернулась.