У меня никак голова не включалась. Видя мою растерянность,он поднял перевитую жилами коричневую руку и пошел смотреть сам. Кери тянуламеня прочь, и я позволила вывести себя в коридор.

— Это не моя проблема, — сказала я, впадая впанику. — Если я дам показания, чтобы убрать Ала из Цинциннати, то я —вызывальщица демонов, и Ал меня тем скорее прикончит. А если я ему не помогу,то я буду отвечать за всех, кого он убьет, ранит или закинет в безвременье?

Она подобрала одеяло, посмотрела мне в глаза и кивнула.

— С-супер.

Никак не выиграть. Что ни делай, а я в проигрыше. Чертпобери, нечестно так!

— Но это еще не самое худшее, — сказала Кери, и япрочла страх на ее лице. — По всем каналам по новостям — что ты была сАлом за обедом. Ты не взяла его под контроль, и тогда из тюрьмы выпустилиПискари, чтобы это сделал он. Во всем Цинциннати кроме тебя это может толькоон.

Три секунды я стояла и впитывала новость. Пискари насвободе? Ну… блин.

— Дженкс! — крикнула я, влетая в коридор. —Дженкс! На заднем дворе чисто?

Надо отсюда выбираться. На улице темно. Церковь не освящена.Убежище обернулось западней.

Кери пошла за мной в кухню, с несчастным видом глядя на мойужас, но мне было наплевать.

— Дженкс! — крикнула я опять, и он влетел, жужжа,в зеленом развевающемся халате.

— Какого черта тебе надо? — заворчал он. —Ты, блин, одну

ночь не можешь одна побыть!

Я моргнула, не ожидая такого афронта.

— В Цинциннати паника, потому что Ал разгуливает поулицам без ошейника. Шесть колдунов пытались взять его в круг, и он их выкинулв безвременье. Все боятся, что он начнет подбирать себе фамилиаров, а так как яего не стала ловить, из тюрьмы выпустили Пискари, чтобы его укротил. На заднемдворе чисто? Я сегодня буду спать на кладбище.

И завтра, и послезавтра. Блин, надо бы там домик поставить.

Дженкс разинул рот и побледнел. Пошевелил губами, потом тихоответил:

— Сейчас проверю.

И исчез.

— Добрый вечер, Дженкс, — запоздало поздороваласьКери. Послышался звук захлопнутой сетчатой двери, и вошел Кизли.

— Пошли.

Я приложила руку к животу:

— Я должна матери позвонить.

— Позвони с кладбища.

Кери взяла меня за локоть и повела к задней двери.Сгорбленная тень Кизли шла впереди нас, и они вывели меня на деревянное крыльцои в ночь.

Фонарь на заднем крыльце горел, и при его неуверенноммерцании я нашарила телефон. Высветился номер Пискари как последний вызывавший,и я в приливе страха поняла, где Айви. Она про меня и Кистена не слышала.Пискари ее к себе вызвал, это было подстроено. Ал и Пискари сработали на пару,как им уже случалось. Пискари позвал ее, и она пошла готовить его выход — как иположено наследнику.

— Бог мой! — прошептала я, и колени подкосились. Ногишли по холодной траве. Айви у Пискари. Прямо сейчас.

— Айви! — крикнула я, разворачиваясь обратно к кухне, кключам от машины.

— Рэйчел, нет! — крикнул в ответ Кизли, потянулся комне — но его скрутил припадок кашля. Я метнулась к крыльцу, дернулась, когдаКери схватила меня за плечо.

— Она — вампир, — сказала эльфийка, моргая в тускломсвете. — Это ловушка. Приманка. Ал и Пискари работают заодно. Ты знаешь,что это капкан!

— Она мой друг! — выкрикнула я.

— Иди на кладбище, — потребовала Кери, показывая мнеРукой, как будто я собака. — Мы со всем этим разберемся по порядку.

— По порядку! — заорала я прямо ей в лицо. —Ты знаешь,

что этот монстр способен с ней сделать? Кем ты себявообразила? — кричала я, отшвыривая ее руки.

Кери отстала на шаг, стиснула зубы. Я почувствовала, как оначерпает из линии.

И замерла. Она хочет меня заколдовать?

— Не смей! — крикнула я, толкая ее, будто мы — девчонки,подравшиеся на детской площадке за мелок.

Она ахнула, села с размаху на землю, и глядела на меняошеломленными глазами, а волосы ее рассыпались кругом. У меня лицо горело отнеловкости.

— Прости, Кери, — сказала я. — Она мой друг,а Пискари ей вывернет мозги начисто. Западня или не западня, но я нужна ей.

Эльфийка на меня таращилась, забыв в растерянности ивозмущении всю свою магию — оттого, что я посмела ее толкнуть.

— Кизли, — я повернулась к нему, — я вернусь…

И осеклась, увидев у него в руках мой вишневый пейнтбольныйпистолет. Меня прошибло адреналином, и я застыла.

— Я не могу тебе позволить сбивать меня с ног, —сказал он, ровно и без дрожи держа ствол направленным мне в грудь. — Ямогу себе что-нибудь сломать, — сказал он и спустил курок,

гладко и неспешно, как в вальсе.

Я готова была бежать, но шипение выходящего воздуха меняостановило…

— Ой! — крикнула я, ощутив жалящий удар прямо в грудь.Опустила глаза — увидела ошметки красного пластика.

— Кизли, чтоб тебя черт… — сказала я, свалилась и отключиласьраньше, чем голова коснулась мягкой садовой земли.

— Что же так долго? — донесся голос Дженкса,загудевший где-то у меня внутри головы. Болело плечо, и я передвинула руку,чтобы его потрогать. Я оказалась мокра насквозь, и от удивления проснулась.

Набрав в легкие воздуха, я села, хлопая глазами.

— Вот! Прошу любить и жаловать, — сказал Кизли.Тревожно глядя карими глазами, он отступил и выпрямился. Кожистое лицо изрезалиморщины, и казалось, что он мерзнет в линялой матерчатой куртке. Поднимающеесясолнце окутывало его дымкой, а рядом с ним в воздухе парил Дженкс. Оба онисмотрели на меня с заботой, а я привалилась к могильному камню и мало чтосоображала. Нас окружали пикси, и их смешки звенели как ветровые колокольчики.

— Ты меня заколдовал! — крикнула я, и дети Дженксабрызнули, пища, в разные стороны. Я посмотрела вниз, увидела соленую воду,капающую с волос, с носа, с пальцев, почувствовала, как промокает на мне белье.Ну и видок, наверное.

Изборожденное годами лицо Кизли разгладилось.

— Я тебе жизнь спас.

Отбросив на траву пятигалонное ведро, он протянул мне руку,чтобы помочь встать.

Уклонившись от этой руки, я вскочила, пока вода непросочилась дальше.

— Черт бы тебя побрал, Кизли, — выругалась я,отряхивая мокрые руки и чувствуя, как сама себе противна. — Ну, спасибо.