Однако, вызвав расширение европейских рынков и способствуя их превращению в мировые, географические открытия расширили и изменили торгово-промышленные предприятия. Несмотря на проникновение в Атлантику и на Средиземное море, ганзейская сфера влияния была слишком мала, и ганзейцы не выдерживали конкуренции с такими крупными торговыми домами, как дом Фуггеров, который к тому же пользовался поддержкой Священной Римской империи. В этом смысле верно утверждение, что великие географические открытия пагубно отразились на Ганзе, хотя ее упадок главным образом вызван внутренними недостатками, которые были заметны уже в XV в.

Конец XV в. стал свидетелем краха двух столпов ганзейской системы – контор в Новгороде и Брюгге. Судьба Новгорода решилась в 1478 г., когда великий князь Московский Иван III подчинил себе Новгород и стал покровительствовать своим купцам. Едва ли от него можно было ожидать, что он потерпит привилегированное немецкое учреждение. Кроме того, он неодобрительно отнесся к сговору ганзейцев в Ливонии с Тевтонским орденом, с которым он воевал и который перекрывал Руси выход к Балтийскому морю.

В 1494 г. Иван III принял меры. Несмотря на то что следствие не было окончено, он воспользовался убийством нескольких русских купцов в Ливонии как предлогом для внезапного ареста около 50 немцев из конторы и конфискации их имущества на сумму в 96 тысяч марок. Купцов освободили через три года, но «Немецкое подворье» оставалось закрытым в течение 20 лет. Однако не следует переоценивать значение этого жестокого поступка. Начиная со второй половины XV в. новгородская контора неуклонно угасала, как и сама Новгородская республика, и поступок великого князя Московского стал лишь последним ударом. В 1514 г., после долгих лишений, Ганзе позволили заново открыть контору, купцам дали новые привилегии, и начался пересмотр устава «Немецкого подворья». Но такие меры не могли вернуть утраченную торговлю, так как Новгород уже потерял свое значение крупнейшего рынка Северо-Восточной Европы. К середине XVI в. здания конторы и церкви Святого Петра лежали в развалинах; в XVII в. посетители города больше не упоминали о них. Торговля между Россией и Западом, хотя и восстановилась до некоторой степени, переместилась в другие центры. Место Новгорода заняли ливонские города, особенно Нарва, финские города, а чуть позже – Архангельск. Кроме того, торговля велась и южнее, в Польше и Лейпциге. Все больше и больше она переходила в руки уроженцев юга Германии, голландцев и шведов.

Хотя падение Новгорода нанесло непоправимый ущерб традиционной коммерческой системе Ганзы, не все последствия этого события оказались пагубными. Больше всех выгадали на закате Новгородской республики три ливонских города: Ревель, Рига и Дерпт. Верные прежней своекорыстной политике, они строго следили за соблюдением запрета на торговлю между иностранными купцами, который применялся даже к ганзейцам из западных городов. Несмотря на протесты со стороны Любека, ливонские купцы оставались единственными посредниками в торговле Ганзейского союза и русских земель. Поэтому в первой половине XVI в. они достигли большого процветания, и их богатство вошло в пословицы. Правда, их рост оказался недолговечным, и одной из причин, которая положила ему конец, стал раскол между ганзейскими городами.

Сходный, хотя и не такой резкий, спад в то же время переживали и ганзейцы в Норвегии. В XV в., особенно после привилегий, предоставленных Кристофером Баварским в 1447 г., Росток восстановил контроль над торговлей в Восточной Норвегии через свои фактории в Осло и Тёнсберге. Но жителей этих городов и королей возмущала экономическая зависимость, от которой они постепенно освобождались благодаря все более широкому проникновению в страну голландских торговцев. В 1508 г. король Кристиан II, выслушав жалобы граждан Осло на немцев, объявил об отмене привилегий Ростока. С тех пор немцам позволяли вести торговлю лишь в стенах города и с гражданами города, но не с иностранцами и не с норвежскими крестьянами. Росток тщетно пытался добиться подтверждения прежних льгот. Ему удалось получить разрешение для своих купцов торговать в Осло и Тёнсберге с крестьянами один раз в неделю, по субботам. Но даже такой привилегией они не могли пользоваться регулярно. Хотя Росток по-прежнему вел торговлю с двумя норвежскими портами, ее объем значительно сократился. Вместе с тем в тех же городах наращивали объемы торговли датчане, голландцы, шотландцы и англичане. Те немцы, которые ранее обосновались в Норвегии, постепенно ассимилировались с местным населением.

В Бергене положение немцев было более прочным, хотя и там они подвергались суровым нападкам. Разными способами подрывалось превосходство Любека и других вендских городов в сфере торговли. Купцы из Гамбурга и Бремена, ганзейских городов на побережье Северного моря, которые прежде не участвовали в конкуренции, начали соперничать с уроженцами Любека, привозя в Норвегию зерно и пиво, необходимые товары, которыми торговали и голландцы. Кроме того, граждане Бергена выступали посредниками в торговле рыбой и мехами; они стояли между ганзейцами и обитателями северных районов. Наконец, развитие рыболовных промыслов в Исландии поощряло купцов из Бремена и Гамбурга совершать туда регулярные рейсы без захода в Берген и везти назад треску сначала в Англию, а затем в Германию. Такой подрыв положения основного оптово-экспортного рыбного рынка очень пагубно повлиял и на Берген, и на вендские города[55].

И все же пока еще рано говорить о закате ганзейской торговли в Бергене, хотя количество домов на «Немецкой набережной» резко сократилось. В 1400 г. их было около 300; к 1450 г. осталось всего 200, а к 1520 г. их количество снизилось до 160. Но ганзейская торговля в Бергене пережила новый период роста во второй половине XVI в., а смертельный удар получила лишь во время Тридцатилетней войны.

Самым серьезным симптомом упадка Ганзы в Нидерландах стало ослабление позиции конторы в Брюгге. Так вышло из-за того, что в упадок пришел сам город: его роль крупного международного рынка перехватил Антверпен. Для такой перемены имелось множество причин. Одной из них стало заиливание Звейна – правда, какое-то время этот фактор немного преувеличивали, но и недооценивать его не стоит. Несомненно, и купцов, и моряков тревожил растущий риск налететь на мель возле Слёйса. Они предпочли более глубокий канал Шельды. Более того, Антверпен привлекал купцов из разных стран, щедро предоставляя им привилегии и не так строго соблюдая правила, которые регулировали торговые отношения. Растущей деятельности брабантского порта способствовали и ярмарки, которые проводились в нем и в Бергене-оп-Зоме; ганзейцы посещали их регулярно. На протяжении почти 50 лет Антверпен служил главным центром покупки английского сукна, импорт которого в Брюгге был запрещен. В результате купцы из Кёльна, Рейнской области и с юга Германии стекались в Антверпен в растущих количествах. Наконец беспорядки и мятежи, сотрясавшие фламандские города ближе к концу XV в., нанесли смертельный удар процветанию Брюгге. В Антверпен переехали большинство иностранных купцов и консульств – португальское, итальянское, французское и английское. Только испанцы хранили верность Брюгге, который стал главным центром ввоза испанской шерсти в Нидерланды.