— Кто... звал... меня? — донесся тяжелый, какобвал, вздох.

Томас отпрянул в ужасе, закрыл собой Яру.

— Не знаю. Я не звал! Кто ты?

Человек смотрел на него безучастно, вместо глаз блистали двезвезды. Томасу показалось, что и сквозь тело слабо просвечивают звезды.

— Я есть Гот... Так что же пробудило меня?.. А, этачаша... Почему она у тебя в мешке?

Томас неверными движениями вытащил чашу. Боялся, что опалитсвященным огнем, — с кем только не якшался, не до благородства, уцелетьбы, — но пальцы ощущали только гладкий металл, отполированный чужимиприкосновениями.

— А где ее держать еще?

Глаза ужасного призрака заблестели ярче. Томасу показалось,что все огромное тело пошло синеватыми искорками, как быстро гаснущие звезды.

— Узнаю... — донесся тяжелый голос, словно шел изглубин земли. — Что за история опять с этой чашей?.. Впрочем, этоневажно... Зачем ты ее несешь?

Огромная рука потянулась к чаше. Томас отпрянул, но спинауперлась в стену. Он с ужасом смотрел на огромного человека, если это былчеловек, что двигался по земле так, будто шел по колено в воде. Томас вскрикнулв отчаянии:

— Калика сказал, что если она будет в Британии, то...народ, который ею обладает, станет величайшим... принесет справедливость вовсем мире...

Рука призрачного человека остановилась перед чашей. Звездныеглаза смотрели прямо в лицо Томаса. Голос громыхнул, как гром:

— Что за калика?

— Обыкновенный, — промямлил Томас. — Рыжий...

Пальцы призрака почти сомкнулись вокруг чаши. Томас ощутил,как его тело покалывает, словно весь призрак был огромной шаровой молнией.

— Как его зовут?

— Олег... — пробормотал Томас, чувствуя себяглупо. — Язычник...

Призрак стал еще выше ростом, от него веяло мощью. Пахлосыростью, подземными водами. Голос стал глуше:

— Язычник... Да, он всегда был язычником... Верыменялись, а он оставался в той, самой забытой... Он где?

Томас сглотнул комок в горле.

— Он велел донести чашу...

Призрак слегка повернулся.

— Иди через эту гору... Не сворачивай, а тозаблудишься, сгинешь... И не раскрывай рта... Олегу поклон...

Его рука прошла мимо чаши, указала на отвесную стену. Томасоглянулся, хотел сказать горько, что он не привидение, сквозь камни не ходит,но когда повернул голову, призрак уже слился с ночью.

Яра сказала тихо:

— Я ничего не поняла... Но он обещал помочь.

— Я не могу идти сквозь эту проклятую гору! —вскрикнул Томас в отчаянии.

Он ударил кулаком по камню... и сжатые пальцы прошли сквозьплиту. Он в ужасе выдернул руку, смотрел неверяще на кисть руки. Она чутьпокраснела, пальцы пощипывало. Яра сказала тихо:

— Он уже помогает!

Томас вскочил, прижимая чашу к груди. Тяжелый топот слышалсяближе. Великаны уже выезжали из долины на дорогу. Костер догорал, освещалотвесную стену, дикое нагромождение камней у основания, мелкие булыжники. Ярабросила пару хворостин на багровые угли, вспыхнули слабые огоньки.

— Не верю я древним демонам...

— Сэр Томас! Ты обещал калике, что отнесешь чашу вБританию. А путь лежит только сквозь эту гору.

Ее взор был требовательным. Томас озирался в отчаянии.Насколько проще с англскими девами, что сидят и ждут. Нет, не нравятся ему этиславянские женщины. С ними никогда не почувствуешь себя уверенным инесокрушимым.

Он скомандовал, держа голос сильным и властным:

— Брось остатки хвороста в костер.

— Зачем?

— Пусть видят, что мы все еще здесь.

Яра поспешно сгребала веточки, а он, наблюдая как онасуетится и торопится, незаметно перевел дыхание. Хорошо, она не видит, в какойузел завязались его кишки и как овечий хвост трепещет его душа.

— Все взяла?

Он старался не встречаться с ней взглядом, но перед самойстеной она взяла его за руку, и они взглянули глаза в глаза. Искры пробежали поего руке и сладко кольнуло сердце. Он ощутил тепло, против которого не помогаланикакая молитва.

— Я боюсь, — сказала она тихо.

— Ну чего там, — сказал он, сразу чувствуя себямогучим и сильным. — Только бы не сбиться... Звезды вряд ли светят сквозькамни.

— Узнаем...

— Коней только оставлять жалко!

Из-за поворота, закрывая звезды, с грохотом выметнулисьогромные тени. Багровые искры летели снопами из-под копыт в обе стороны. Онизавидели костер, заорали страшными голосами, завыли, как исполинские волки.Грохот копыт стал чаще.

— Пора, — сказал Томас тоскливо. — Ладно...Двум смертям не бывать, а дураком помрешь!

— Пусть ищут ветра в поле, — сказала Яра.

Ему почудилось злорадство в ее голосе. Показалось даже, чтоженщина высунула язык приближающимся великанам. Со страхом, чувствуя, как вжелудке завязался болезненный узел, он шагнул к стене. Напрягся, ожидая сильныйудар в лоб. Вместо этого словно окунулся лицом в черную воду. Стиснув пальцыЯры, сделал второй шаг.

Они оказались в полной вязкой тьме, более полной, чембеззвездная ночь. Он ощутил, как дрожат пальцы в его ладони. Яре должноказаться, подумал он в тоске, что мы замурованы в гробу. И что нас закопалиживыми. Если уж ему такое мерещится...

Темная вода, сказал он себе настойчиво. Он идет всего лишь вненастную ночь через болото. И ведет с собой испуганную женщину. А он уже ходилбеззвездными ночами по болотам, убегал и догонял, а рта нельзя было раскрыть,потому что сотни врагов прислушивались к каждому шороху камышей, плеску... Атут даже плеска не надо страшиться, иди себе да иди, нечего страшиться...Только и того, что идти прямо...

Его осыпало морозом. В полной тьме стоит чуть-чуть, всего напалец свернуть, а через десяток шагов еще на палец, и уже пойдут не поперекгорного хребта, а вдоль...

Он сделал не больше трех десятков шагов, как внезапновязкость исчезла. Томас выпал в пустоту. Не удержавшись, растянулся, каклягушка. Доспехи зазвенели. Сзади испуганно вскрикнула Яра.

В просторной пещере светящаяся плесень освещала высокийсвод, весь в известковых сосульках. С пола навстречу поднимались такие жесосульки остриями кверху. Где-то журчал невидимый ручеек.

— Теперь мы точно заблудимся, — предположила оназа спиной. — Я уже не помню, из какой стены мы выпали.

— Не каркай, — оборвал он. — Раньше смертиеще никто не умирал.