Яра, которая слушала с открытым ртом, опомнилась так резко,что даже вздрогнула. Смягчившееся лицо снова затвердело, а в низком хрипловатомголосе, от звуков которого сердце Томаса екало, снова зазвенел металл:

— Сэр Томас, я не хрупкая и не слабая, какими жаждешьвидеть женщин. Наша женщина, росская, коня на скаку остановит, в горящуюизбу... А как иначе? Если кони все скачут и скачут, а избы горят и горят?

Томас покачал головой.

— Не могу. Рыцарская честь не позволяет.

— Сэр Томас! Я не из племени англов. Ты не отвечаешь заменя. Я из племени росичей, а у нас женщины все еще свободные. Какими были увас до прихода веры Христа. Ты не отвечаешь за меня, пойми! Я сама по себе. Яженщина — слабая, когда готовлю обед мужчине, но если сажусь на коня — воин!Разве ты не слыхивал про амазонок?

Томас проворчал, чуть поколебавшись:

— Кто о них не слышал. Но это в том мире... гнусномязычестве.

Яра прямо взглянула ему в глаза.

— Ты настолько не хочешь меня взять с собой... чтоготов рискнуть чашей?

Томас ощутил, как будто его стукнули по голове боевыммолотом. Чашу он обязан донести любой ценой. От этого зависит больше, чемчеловеческая жизнь, даже многие жизни. Быть или не быть целому народу, которомуначертано совершить... перевернуть... создать... Словом, от усилий его, ТомасаМальтона, зависит будущее целого народа, а то и всего мира. И тут никакаядобавочная помощь не будет лишней.

Томас решительно отстранил обереги и посох в ее руке.

— Нет. Мне, воину Христа, не гоже знаться с язычеством.

Она сказала потерянно:

— Тогда мы погибли. И чашу не донести. Он доверил посохтолько тебе. И только ты можешь вызвать к жизни те заклятия, которые он вложилв посох.

Томас покачал головой.

— Неужели он и это предвидел? Он не мог обращаться кмагии... по своим рыцарским принципам. Я их так называю, а он именовал как-тоиначе, сложнее. А я, не будучи связанным его обетами, могу...

— Так чего же тебе еще?

Томас вскрикнул в муке:

— Но не могу по своим обетам!.. Я — воин войскаХристова!

Она посмотрела пристально, внезапно предложила, вспомнивкалику, его насмешки, даже воспроизведя его интонации:

— Церковь лишь возрадуется, когда ты вызовешь демона...и подчинишь его. Заставишь выполнять богоугодные дела.

Томас смотрел с сомнением.

— Да?.. Но если бы я знал, как с ними общаться.Рассказывают, благородный рыцарь Денелон с ними даже в кости играл ипьянствовал, когда его настоящие друзья оставили... А я только драться могу.Даже с демонами готов, хотя их, как я слышал, кроме святой воды и креста ничегоне берет.

— Надо попробовать.

— Но как?

— Не думаю, чтобы калика оставил тебе посох, которымтрудно пользоваться. Покажи... Видишь, тут вырезаны значки...

Томас с неудовольствием отстранился.

— Я и своей-то грамоты не очень... а тут еще буквы вовсене людские...

— И не кириллица, — сказала Яра со вздохом. —Те бы я прочла...

Томас с сочувствием смотрел на ее помрачневшее лицо. Яразакрыла глаза, шевелила губами.

— Это черты и резы. Мой старый учитель знал этот язык.Но меня уже не учил, этот остался языком волхвов и ведунов. Но я былалюбопытная, я подсматривала тайком... Неужели вещий Олег и это предусмотрел?

Томас смотрел неверяще.

— Ты сумеешь прочесть?

— Вряд ли... Но я попытаюсь. И, сэр Томас, разве ты невидишь двойную выгоду? Я могу быть тебе полезной в дороге, а когда ты доставишьменя по пути во владения моего жениха, то получишь... богатое вознаграждение. Исможешь рассказывать, что захватил его при разделе добычи в захваченномИерусалиме!

— Что ж, — сказал он, ненавидя себя за такое решение, —я вынужден согласиться. Но этот путь намного опаснее, чем был раньше...

— Я выдержу, — пообещала она.

Он выругался про себя, с ненавистью глядя на ее нежную шею.Пальцы заныли от желания схватить эту шею и стиснуть так, чтобы хрустнулипозвонки. Неужели она не понимает, насколько это все опасно?

— Там ждут не только сбитые в кровь пятки, —пообещал он. — Но если даже распорешь свое толстое брюхо, не приходи запомощью.

— А разве приходила я? — удивилась она. Глаза еебыли невинные,

Их короткому миру пришел конец, оба это знали.

Вдвоем они изловили коней, третьего взяли как запасного,сложили на него запасные мешки. Времени в обрез, даже если больше ничего неслучится. Тайным нанесено лишь временное поражение. А ответный удар может бытьстрашным. Теперь там знают их настоящую мощь.

— Хорошо, — повторил Томас тяжело, чувствуя, чтоделает роковую ошибку. Может быть, смертельную. — Ты едешь со мной доземель твоего жениха. Но будешь выполнять все мои желания. Понятно?

В ее глазах мелькнул испуг, тень колебания. Он поднял руку,чтобы отправить ее обратно, но она сказала быстро:

— Я согласна. Если только твои желания не будуткасаться...

— Стоп! — сказал он яростно. — Я сказал, всежелания. Значит, все желания. И выполняешь их беспрекословно. Быстро, сразу.

Она посмотрела в его суровое лицо долгим взглядом. Томас былуверен, что откажется, он только сейчас понял, что его требование можноистолковать совсем иначе — дуры-женщины ухитряются понять иначе, даже еслиясность требований исключает неверное толкование. Но в ее лиловых глазахблеснули странные искорки.

— Хорошо, сэр Томас, — сказала она ровнымголосом. — Я клянусь выполнять все твои требования. И желания.

Он стиснул зубы. Все еще надеялся, что откажется, нопросчитался. Ответил, пряча глаза:

— Клятва вассала принята. В свою очередь клянусь, что смоей стороны не будет никаких действий... которые... гм... можно было быистолковать... как порочащие честь и достоинство... моего вассала.

Опять в ее странных глазах он прочел то же непонятное выражение.Сердясь на себя, вдвинул меч в ножны, забросил перевязь через плечо.

— Аминь, — сказала она. — Поспешим, сюзерен?Кони есть, можно выбрать. Калика был бы очень недоволен, не поспей мы в твоюБританию. Его жертва была бы напрасна.

Некоторое время ехали по опушке леса. Когда далеко замаячиливысокие башни замка, дорога резко свернула в лес, а дальше пошла петлять средисамых жутких буреломов, завалов, продиралась сквозь чащи, пряталась по низинками лесным овражкам.