Она услышала свой стон, тело ее непроизвольно выгнулось,прижимаясь к нему сильнее, ибо рыцарь все-таки держался на растопыренныхлоктях, упершись ими в землю, не давил со всей дури. Его толстое железо немогло скрыть того жара, что разгорался в нем, и Яра понимала, что доспехсбросить так же легко и быстро, как и одежку попроще...

Внезапно рыцарь сдавленно выругался сквозь зубы. Онауслышала звон, потом еще звонкий щелчок, стук и шорох покатившихся камешков.

— О Томас, — сказала она тихо, — Томас...

— Так они нас достанут тоже, — ответил онзло. — Быстро спрячься в той нише!

Он вскочил и быстро подхватил с земли меч. Другой рукойтолкнул ее к скале. Яра укрылась под нависающим каменным козырьком, все ещеоглушенная нахлынувшими чувствами.

Тут же на землю обрушилась новая волна зловония.Перья-стрелы ударили в камни и землю, а птицы шумно пронеслись над головойТомаса. Он едва успел пригнуться, но одна успела вытянуть костистые лапы, и онкачнулся от толчка, по шлему отвратительно скрипнули острые когти. Еще однавыставила перед собой крылья, гася встречный ветер, тяжело обрушилась на землюшагах в пяти от Томаса.

Он едва успел взять меч наизготовку, как она развернулась и,балансируя крыльями, пошла на него, выставив зубастый клюв. У Томаса стало сухово рту. Птица была покрупнее волка, но клюв ее был таков, что только доспехи имдолбить, а то и эту скалу в поисках червяков.

Птица издала жуткий крик. Пасть распахнулась жутковатая, какпышущая огнем жаровня. Блеснули острые волчьи зубы. Томас сразу понял, какимичервяками может питаться такая птица.

Он замахнулся мечом, птица умело увернулась, но он ужеударил точно и быстро. Лезвие упало на спину с такой силой, что рассекло быпополам... будь на ее месте бык, но сейчас стальное лезвие соскользнуло поплотно подогнанным перьям, и Томас едва удержался на ногах.

Птица выбросила вперед клюв. Томас ощутил удар в плечо,скрежет. Его с силой дернуло, он отмахнулся мечом, со страхом и недовериемсмотрел на вмятину в доспехе.

Внезапно сзади щелкнуло, и унеслась прочь, едва не задевего, стрела. Он сердито заорал, требуя, чтобы прекратила дурость: и так видно,что даже лезвием не просечь плотные перья, а уж стрелой и подавно... разве чтозайти сзади и пустить стрелу так, чтобы прошла между перьями, но последниеслова задавил в себе, а то дура в самом деле выбежит из укрытия и сама получитклювом, как кроль меж ушей.

Яра крикнула сердито:

— Теперь попробую попасть в глаз!

— Ты попадешь в глаз, — закричал он зло, —если его нарисовать во всю эту скалу! Не высовывайся!

Он представил, как тетива бьет ее по тонкой нежной коже, атам вспухает багровая полоска, заорал еще громче:

— Это приказ, корова!

— Я только хочу помочь...

— А какой была клятва вассала?

— Да молчу, молчу...

Новая волна вони накатила с такой силой, что Яразакашлялась, а стрела соскочила с тетивы. По камням звякали стрелы с железныминаконечниками, затем она услышала шум крыльев, заскрежетали когти по валунам.

Томас рубился с птицей. Бой был страшным и нелепым, ибо мечсоскальзывал с перьев, а птица звонко долбила клювом в доспехи. Однажды пробивтолстое железо, как гнилую кору, больно ухватила клювом вместе с рубашкой икожу.

Приловчившись, он уже не старался зарубить ее острым, какбритва, лезвием, а бил, как молотом, бил по голове и шее, пока птица не сталапромахиваться: голову ей залило кровью.

Три птицы одна за другой с жуткими криками рухнули на камни.Растопырив крылья, они развернулись к прижатому к скале рыцарю. Томас впоследнем усилии нанес сильный удар. Птица упала, снова поднялась — один глаз вытек,другой смотрел яростно и неукротимо.

Томас крикнул:

— Не высовываться!.. Если я не встану, то беги вдольстены обратно.

— Зачем?

— Жить совсем неплохо, дурочка!

— Томас...

Птицы бежали на человека, но, наткнувшись по дороге назалитую кровью первую, внезапно набросились на нее с неистовой яростью, словноволки, добивающие раненого собрата, начали клевать и рвать когтями. Перьяполетели во все стороны, брызнули струйки горячей, дымящейся крови. Обнажилисьвнутренности: сизые, слизкие, пахнущие еще отвратительнее.

Яра с брезгливостью отвернулась.

Эти летающие твари убрались, оставив между камнейокровавленные перья, раздробленные кости, даже череп раздолбили. Томас зябкопередергивал плечами, представив себе, как такие клювы долбили бы его доспехи.

Запад неба был покрыт розовой корой заката. Томас перевелдыхание, снял с помощью Яры доспехи, осмотрел. Как будто черти на нем горохмолотили — весь во вмятинах! Нет хуже для рыцаря, чем разбитые доспехи. Одноутешение: закрыл собой коней и женщину.

Яра, отважная и стойкая женщина, развела костер, собравжалкие хворостинки и сучья, жарила на вертеле зайца. Мол, даже если придетсяночью умереть, то лучше умирать не голодными. Томас не удержался, осмотрелпридирчиво.. Освежевала по всем охотничьим правилам, жарит умело, так что врядли очень врет, что знает охоту. Впрочем, в дикарских племенах женщинывынужденно умеют больше, чем в цивилизованных. Там мужчины ни к черту.

Он с тоской смотрел на звездное небо, где мелькали крупныетени. Глаза летающих зверей следили за ним неотрывно, и он видел, какпроносятся всякий раз по два багровых уголька. Не простые птицы, те с заходомсолнца слепнут. А ночные не летают днем...

Дорога назад отрезана хищными птицами. Их расположилась тамцелая стая. Слева отвесная скала, а справа в двух шагах бездонная пропасть.Идти только вперед, но там слышно тяжелое громыхание. Похоже, за поворотом ужеширокая долина, где великаны на носорогах вытаптывают ее вдоль и поперек,заглядывая в каждую мышиную норку.

Они сидели у костра, когда грозный топот стал ближе. Землясодрогалась, словно на дорогу обрушивались скалы. Великаны, обыскав всеокрестности, возвращались. У Томаса волосы встали дыбом. Те промчатся по этойузкой полоске между отвесной стеной из гранита и пропастью! Их вобьют в землю, растопчут,а его железный панцирь расплющат так, что превратят в тончайший лист, в которыйможно будет заворачивать солонину...

Томас вскрикнул в отчаянии:

— Неужто все? Неужто мы погибли, и никто нам не всостоянии помочь? И чашу уже не принести в Британию?

Яра смотрел в его бледное изможденное лицо, слышала толькогрохот своего сердца. Потому глыбы, что раздвинулись в трех шагах прямо вкаменной стене, раздвинулись для нее бесшумно. Поднялась исполинская фигура вдва человеческих роста, массивная, ноги до колен утопали в земле.