Томас ревниво перевел взгляд на коня, на котором сидел.Удалось купить огромного могучего битюга, явно завезенного из северных стран,заплатил втрое дороже, но что деньги, если на кону рыцарская честь? А монетыдостались легко, если верить калике, который их где-то не то нашел, не тоотобрал у пробегающего мимо зайчика.

Калика на ходу часто касался кончиками пальцев оберегов, иТомас косился на них с двойственным чувством. Языческие, нечестивые деревяшки,но Пречистая Дева в своей непонятной милости пока что дозволяет имсуществовать, ибо ничто на свете не совершается без ее ведома.

— Если там не купим, — сказал онрешительно, — то меняемся!

Он уже видел впереди по дороге пять домиков, десяток сараеви торчащий к небу шест колодца. Вряд ли там отыщется даже лишняя коза, придетсяслезть с коня, утруднив тело, зато облегчив душу.

Олег искоса посматривал на рыцаря, что ехал как закованная вжелезо башня, — непоколебимый и несокрушимый. Синие глаза потемнели,подернулись дымкой, словно мужественная душа витает в несвойственных ейсомнениях. Все еще среди калик, слышит запах немытых тел, звон тяжелых цепей,видит ужасающие язвы, где железные вериги протерли живое мясо до кости. А ещеего отважный друг, тоже калика, объяснил как-то странно жалостливо, отводяглаза, что только они — люди, остальные — долюди. Томас тогда справедливовозмутился, воспылал праведным гневом на нечестивые речи, теперь же втихомолкуповорачивал слова друга и так и эдак. Когда ели жареную печень, Олег ещеспросил ехидненько, чем же, дескать, отличается человек от зверя? Томас с ходувыпалил, что человек может говорить, а зверь нет. Речью отличается, значит.Разумом. Но Олег заявил сразу, что звери тоже перекликаются: кто воем, ктощебетом, кто писком. Значит, человек лишь самый смышленый из зверей и самыйлютый, ибо убивает даже себе подобных, но все равно зверь, а не человек. Такчем же отличается?

Неужто веригами, думал Томас сердито. Он бросал украдкой пытливыевзгляды на шагающего справа от коня калику. Дорожная пыль вздымается при каждомшаге, калика посерел, его загорелые плечи и душегрейка стали одного цвета,потное лицо блестит.

Конечно, сказал Томас сердито, ни один зверь не оденет насебя цепи или другую тяжесть. Как и все люди. Благородные или простолюдины. Ачто такое — люди? По словам калики, это те, кто еще зверь, недочеловек. А естьи те, которые вышли из зверей в люди. Таких немного, потому для большинства —странные, непонятные. Но что такое всем понятное? Что-то не слишком трусливое,но и не храброе, не полный дурак, но и не мудрец. Не хиляк, но и не силач...Так что богатыри, мудрецы, пророки, герои — все странные. Обычным людям кажутсянелепыми... Кому-то, например, даже покажется глупым его поход из мирногобогатого края, из замка на Дону, в чужой мир, где на каждом шагу подстерегаласмерть, где голодал, страдал, нес лишения, падал с высоких башен, зачастуюспал, как собака, на охапке соломы... Но даже сейчас: нормально ли, что везетсмертельно опасную чашу, вместо того, чтобы бросить и поспешить в объятиялюбимой?

Калика шел погруженный в думы. Томас с высоты седла первымзаметил далеко впереди на дороге всадника:

— Ого! Боюсь, нас ожидает схватка!

Всадник несся навстречу тяжелым галопом. Томас дажеповеселел, уходя от несвойственных благородному рыцарю размышлений. Конь унезнакомца как скала из черного базальта, а сам всадник выглядит скалойпоменьше, но массивный, тяжелый, угрожающе сильный. Над приближающимсявсадником летают черные вороны, Томас с удивлением и холодком между лопаткамине сразу сообразил, что это огромные комья земли, выброшенные широкимиподковами.

Человек на коне был невероятно широк в плечах, коренаст,грузен, от него веяло древней звериной мощью. Он был в рубашке из толстыхметаллических колец, на голове блестел шлем размером с пивной котел, левуюсторону груди закрывал широченный щит размером с дверь сарая, а на локте правойруки вместо ожидаемого Томасом меча висела тяжелая шипастая булава. Наискосьседла совсем не по-рыцарски лежало толстое копье с простым булатнымнаконечником.

Всадник придержал коня. Они съехались на расстояние пятишагов, остановились. Всадник оценивающе рассматривал Томаса — бесцеремонно,откровенно. Томас нахмурился, надменно выпрямился. Рука дернулась опуститьзабрало, но сдержался — знал эти ревнивые взгляды. Разбойники нападают радидобычи, но есть порода странных — опять же людей! — в молодой Британии ихзовут странствующими рыцарями, что бродят по дорогам еще полудикого края впоисках самой схватки. Не успокаиваются, пока не отыщут рыцаря сильнее, да ипотом еще пробуют поквитаться, не получая от кровавых схваток ничего, кроме рани увечий. Томас раньше сам был таким, да и сейчас такой, но то ли отшельникподействовал, то ли недавняя встреча с сорока каликами выбила из колеи, носказал первым, вполне мирно:

— Приветствуем незнакомого рыцаря! Пусть дорога твоябудет короткой.

Незнакомец смерил его хмурым взглядом, не шелохнулся, толькопроревел густым голосом, похожим на рев рассерженного медведя:

— Короткой? Уж не ты ли ее укоротишь?

— А что, можно попробовать.

— Надо бы померяться силушкой, — согласилсянезнакомый богатырь. — Я пока что равных не встречал, а ты выглядишькрепким дубком... Среди поединщиков не припомню. Но сперва дело, а забавы опосля.Откеля путь держите?

Томас заметил, что всадник с явной недоброжелательностьюпосматривает на Олега. Тот, напротив, смотрит на всадника с симпатией, состранным сочувствием. Опережая рыцаря, что вспыхнул от требовательного вопроса,Олег ответил ровным благодушным тоном:

— Из Иерусалима. Поклонились Гробу Господню, чтокрестоносцы в прошлом году отвоевали у сарацинов, искупались в Иордане, вкипарисовых рощах побыли... Идем обратно.

— Через Царьград?

— Другой дороги еще не придумали.

— Что там сейчас? — потребовал всадник грозно.

Томас нахмурился, со стуком опустил забрало и широким жестомхлопнул себя по бедру, где торчала рукоять меча.

— Неспокойно, — ответил Олег мирно.

— Новые народы нападают?

— Варвары?.. Они тоже, но сейчас поговаривают там Идолищепоявилось. Какие-то церкви разграбили, иконы вышвырнули, церковными ризамиконей вместо попон укрывают...

Всадник побагровел, стал устрашающе огромным. Выпуклые глазаналились кровью, прохрипел лютым голосом, переходящим в свирепый рык:

— Почему допустили?

Олег раздраженно повел плечом. Он, как заметил Томас судовольствием за друга, смотрел на огромного воина без всякого страха.

— Давно ли мы, россы, — сказал Олегнедовольно, — ходили на Царьград? А теперь вдруг стали его защитниками?

— Там наши христианские святыни! — проревелвсадник.

— Не мои, — ответил Олег сухо. Лицо егопотемнело. — Вовсе не наши, дубина.