— Бегом во-о-он до того дуба!

Томас заставил себя бежать во всю мочь. Прав или не правкалика, но он барахтается, а не ждет покорно гибели, Томас несся как олень,прыгал через камни и валежины, начал было удивляться своей мощи, когдаоказалось, что рядом скачет конь калики, а сам калика крепко держит рыцаря сзадиза плащ, помогая бежать, прыгать. Сзади нарастал рев, грохот, пахнуло жаром игарью. Томас пытался на ходу вытащить меч, но та же рука больно ударила полоктю, и Томас уже не спорил, лишь старался не умереть на бегу, что было быпозором для рыцаря, несколько лет бегавшего вокруг замка с тяжеленным обломкомскалы на плечах, как положено в упражнениях для юного англа.

Дуб приближался, но в глазах качалось, расплывалось. Колениподламывались, однако упасть Томас не мог, сильная рука волокла дальше.Внезапно обдало леденящим холодом, Томас завяз как муха в янтаре, но каликаорал и дергал вперед, Томас в смутном удивлении обнаружил себя по горло в воде.Рядом разгоряченный конь калики фыркал, бил копытами, захлестывая Томаса. Емупоказалось, что раскаленные от бешеного бега доспехи шипят в воде, поднимаетсябелесый пар.

Олег выволок Томаса на берег, бросил хрипло, задыхаясь отусилий:

— На косогор!.. Вода задержит.

Он соскочил с коня, тот остался на дрожащих ногах,растопырив все четыре, а они побежали вдвоем... Точнее, побежал калика, тут жевернулся, ухватил Томаса, у которого изо всех щелей в доспехах хлестали тугиеструи воды, потащил, заставил двигаться, тяжелого как гору. Томас часто падал визнеможении, на мокрые доспехи налипла земля, сухие листья, щепки, в открытоезабрало влетела разъяренная оса и сразу впилась в губу.

Калика орал, торопил, наконец Томас вломился за ним в густыезеленые кусты, упал без движения. В голове стоял гул, в ушах стучали молотки, асердце изнутри разламывало стальные доспехи.

Впереди из куста торчали ноги калики. Томас с трудомподтянул тяжелое, как павший в доспехах конь, тело, упал рядом. Калика,раздвинув ветви, смотрел на дорогу. Томас кое-как повернулся на бок, смутноудивляясь своей живучести, выглянул.

Внизу в сотне шагов от них блестел под ярким солнцем широкийручей, такой мелкий, что отчетливо просматривались цветные камешки на дне,галька, водяные растения и даже блистающие в солнечных лучах рыбешки. Томасзастонал от досады: намучался будто море переплывал, чуть не утонул!

На том берегу ручья, стукаясь каменными панцирями имеханически взревывая, топталось около десятка огромных чудовищ. Томасапередернуло, он покрепче врылся железными локтями в землю, сжал челюсти исцепил кулаки. Когда-то видел огнедышащую гору, из срезанной вершины сострашным грохотом вылетали огромные камни, поднимался адский огонь и черныйдым, а по склонам горы стекала огненная земля — горящая, расплавленная. Так вотэти звери словно вылезли из той горы, называемой вулканом, по имени языческогобога-кузнеца, но на самом-то деле в преисподней находится не кузница, а адскиепечи для грешников. Господь Бог в своей милости иногда показывает людям издали,что лежит под землей, дабы устрашились и перестали грешить...

— Семеро Тайных, — произнес калика с невыносимойгоречью. — Расковать этих чудовищ! Дикость.

— Теперь уже шестеро, — ответил Томас как можнотверже. Сердце дрогнуло, никогда не слышал от калики такого отчаянногоголоса. — А где их заковали?

— Там, внизу. Во времена древних богов это зверье населялоземлю. Их было как кроликов... Потом герои истребили. Первый из Тайных спряталуцелевших, заключив в каменную гору...

— Для такого случая?

— Просто спасал от истребления. Не задумывался, просто спасал...Первые Тайные были могучими волхвами, с ними постоянно воевали великие герои,основатели новых племен и народов.

— Тайные всегда были демонами?

Олег замялся, искоса посмотрел на честное лицо рыцаря. Отвелглаза, ответил неохотно, словно принуждал себя:

— Войны никогда не длились бы так долго... и неначинались бы так часто, если бы права была только одна из сторон. Отдохнул?

Томас сказал жалким голосом:

— Мне надо отдыхать годика два-три...

— Вставай, сэр Томас! Тебя ждет прекрасная Крижина. Этизвери соображают медленно, но вот-вот додумаются свалить вон тот исполинскийдуб. Бобры уже сообразили бы. А потом притащат и перекинут с берега на берег.

Олег встал, Томас со стоном поднялся на дрожащих ногах. Олегсмотрел с восхищением, сочувствием: рыцарь не сбросил ни малейшей железки,мужественно таскает два пуда закаленного железа и тяжелый двуручный меч!

Томас спросил прерывающимся голосом:

— А почему не перейдут... как мы?

— Родились в жаркой пустыне. Древней, настолько знойнойчто... Они мерзнут сейчас, сэр Томас! Очень мерзнут! Умирающий от жары Томасвсхлипнул то ли от изнеможения, то ли от зависти к мерзнущим зверям, потащилсяза каликой. Продрались сквозь кустарник, долго карабкались по каменистомусклону, затем куда-то спешили по крутому косогору. Усталый Томас постояннонатыкался на громадные валуны, гремел доспехами, будто падал со стены домапатриция на вымощенную камнем улицу Константинополя, шипел как разъяренный змейот бессильной злости.

— Куда бежим?

— Не сбивай дыхание!

Калика проламывался сквозь зеленые заросли, придерживаяветки, ожидая Томаса, забыв, что панцирь саблей не просечь, копьем непроткнуть, а забрало рыцарь опустил, чтобы сучки не вышибли глаза. Под ним какпод зверем дрожала земля, и Олегу порой казалось, что чудовища вот-вот прыгнутна плечи.

Томас хрипел как загнанный конь, на губах выступила желтаяпена. Ноги заплетались, он кое-как нащупал рукоять меча, просипел:

— Сэр калика... я... останусь...

— Быстрее!

Позади внезапно страшно взревело, послышался тяжелый удар.Земля завибрировала, донесся частый треск деревьев, кустарника. Олег ухватилТомаса, потащил, пиная и подталкивая, через кусты вверх по косогору:

— Они переправились!

— Я не пойду... — выдавил Томас. — Все равнодогонят... я видел их лапы... А так с честью... Грудь в грудь...

— Если бы!.. Их меч не берет!

— Я р-рыцарь... Недостойно аки заяц...

— Сэр Томас, укрепись сердцем! Отвага в бегстве, атрусость в схватке!

Томас не понял, в голове снова стоял грохот, но, понукаемыйкаликой, уже не помня себя, дотащился до гребня длинного как ящерица холма.Далеко внизу извивалась у подножия широкая дорога, ветерок гнал столб ржавойпыли. По ту сторону желтела стена доспевающей пшеницы, а по самой дороге какраз у подножия холма, на вершине которого они стояли полумертвые, медленно иуныло брели по двое-трое в ряд паломники — в лохмотьях, полуголые и в дырявыхплащах, наголо обритые и обросшие длинными волосами. Их было три-четыредесятка, все выглядели жалко, но почти все тащили огромные цепи, вериги,железные кольца.