Восшествие на престол Франции ее обожаемого Генриха стало для Екатерины одновременно и успехом, и проблемой. Она писала, что если потеряет его тоже, то «будет заживо погребена», и что его возвращение «принесет мне радость и счастье от удовлетворения», а он называл себя «ее любящим слугой». Секретарь английского посла в первые дни правления нового короля писал, что власть Екатерины «как всегда обширна». Однако не все были согласны с таким положением вещей. Когда после затянувшегося путешествия домой Генрих в итоге появился во Франции, Екатерина обнаружила, что мысли молодого человека не всегда соответствуют ее идеям. Она посоветовала, что в своей новой роли Генриха III он должен показать, кто здесь главный: тут же положили конец практике, когда государственные документы подавали сначала королеве-матери, хотя мать и сын по-прежнему давали совместные аудиенции, и наблюдатели, как раньше, имели основания говорить, что Екатерина «очень много руководит».

Религиозные противоречия и не думали затихать. Как младший брат Генриха III Франциск, герцог Алансонский играл в сближение с гугенотами. Генриху Наваррскому удалось уехать от французского двора. Он вернулся в собственные земли на юго-востоке и там отрекся от католической веры, в которую его вынудили обратиться после Варфоломеевской ночи. В нескольких южных провинциях Франции гугеноты фактически имели автономию. После подписания хрупкого мира именно Екатерине Медичи пришлось доставлять королевское послание на практически вражескую территорию. В ней по-прежнему нуждались, хотя вследствие расхождения взглядов отношения в семье стали очень напряженными[81].

Вступление Генриха на престол надолго рассорило с семьей его брата Франциска, заставив продолжительно обдумывать идею своего брака как способа укрепить собственное положение. Он был недоволен как никогда[82]. В 1578 году Франциск присоединился к мятежникам в Нидерландах, приняв от протестантов титул «Защитник свобод Нидерландов от испанской тирании».

Елизавета Английская потратила массу энергии, чтобы наладить отношения между голландскими протестантами и тем самым испанским тираном, а ее первым порывом было отправить слова солидарности королю Филиппу. Право монарха всегда значило для нее больше, чем узы вероисповедания. Однако в конечном счете для англичан было важно сохранять хорошие отношения со всеми, кому принадлежали порты по другую сторону моря. Алансону же требовалось получить английских солдат и деньги. Кроме того, в любой игре с альянсами брак всегда оставался наилучшим из возможных сценариев.

Однако это последнее действие в брачной игре английской королевы было не полностью политическим, по крайней мере со стороны Елизаветы Тюдор. В 1579 году в Англию сначала прибыл личный представитель герцога Алансонского Жан де Симье, а затем и сам Алансон. Горячие ухаживания исполнялись всеми со своего рода радостной фантазией. Екатерина Медичи говорила о своем приезде в Англию, чтобы довести дело до конца, но этой встрече тоже не суждено было состояться. Продолжавшаяся несколько лет игра «да-нет» достигла наивысшей точки, когда Елизавета публично объявила Алансону, что выйдет за него, но уже на следующий день английская королева опять передумала.

Весной 1582 года Алансон наконец снова отправился в Нидерланды, с изрядной суммой английских денег. После смерти герцога в 1584 году Елизавета написала Екатерине Медичи, что даже ее скорбь как матери не может превзойти горя Елизаветы: «Мадам, если бы вы могли посмотреть на изображение моего сердца, то увидели бы портрет тела без души». Тем не менее в начале 1580-х годов королева Елизавета уже вновь позиционировала себя как вечная девственница. Ее все чаще будут изображать Дианой, целомудренной охотницей.

Оставшиеся правительницы продолжат до некоторой степени осознавать принадлежность к женскому роду как потенциальное ограничение. В 1578 году говорили, что Екатерина Медичи превозносила Елизавету Тюдор за христианскую любовь к миру: «Она тоже женщина и, согласно своему полу, ничего не желает больше, чем всеобщего спокойствия». В контактах с Елизаветой Тюдор Екатерина часто вела себя как родительница, пишущая ребенку, ровно так же, как поступала Елизавета в своих письмах к Марии Стюарт. В июне 1572 года Екатерина сказала Елизавете: «Я люблю вас, как мать любит свою дочь», и ее материнский тон снова возник в свете вероятного брака с герцогом Алансоном, почти сразу после Варфоломеевской ночи.

Кроме того, Екатерина финансировала публикацию 1570-х годов «Рассуждение о наследственном праве женщин» (Discourse on the legitimate succession of women), защиту женской верховной власти, изданную во Франции Скотом Дэвидом Чемберсом. Брантом впоследствии напишет о личной беседе с Екатериной Медичи, в которой она осуждала Салический закон и высказывала пожелание, чтобы ее дочь Марго могла наследовать королевство «по ее полному праву, как другие королевства тоже переходят в женские руки», поскольку Марго «так же способна править и даже больше, чем многие известные мне мужчины и короли». Сестринские отношения были идеалом и для Марии Стюарт, королевы Шотландии. Однако уже давным-давно они перестали быть характерными для отношений Елизаветы и Марии[83].

44

Гарде

Фотерингей, 1587 г.

Любой, кто хоть раз стоял рядом с шахматной доской, знает, что, если вам удается создать угрозу королю противника, вы делаете рыцарское предупреждение: «Шах». В последние годы XX столетия на уроках игры в шахматы меня научили сохранившейся части еще более старинной традиции: если игрок оказывается в позиции, когда его следующий шаг позволит взять королеву противника, тогда тоже нужно объявить: «Гарде». «Гарде» означает, что противник находится в угрожаемой позиции. Можно сказать, в позиции – забирай кто хочет.

В определенном смысле Мария Стюарт, конечно, находилась в угрожаемой позиции с того момента, как отдала себя в руки Елизаветы Тюдор. Однако опасность будет состоять в том, что ее действия – сам факт ее существования – заставлял и Елизавету чувствовать такую же уязвимость.

Заговоры Марии никогда не прекращались. Когда 1570-е сменились 1580-ми годами, после свержения и казни в Шотландии последнего из ее врагов, графа Мортона, Мария Стюарт надеялась, что скоро сможет вернуться в страну, возможно, править совместно со своим сыном Яковом VI, возможно, даже с согласия Елизаветы. Однако пока ничего из этого не происходило, она (или те, кто ее поддерживал) никогда не переставала внимательно следить за другим престолом – английским. И скоро уже никто не будет делать различий между самой Марией Стюарт и теми, кто считал, что действует в ее интересах.

В 1584 году после убийства Вильгельма Оранского в Нидерландах, после нескольких католических заговоров против Елизаветы появилась Клятва Ассоциации. Подписавшиеся клялись не только защищать королеву Елизавету, но и убить каждого, кто попытается навредить ей, а также любого, «ради кого» будет совершена такая попытка. По иронии судьбы подписать клятву предлагали даже самой Марии.

В документе, принятом парламентом следующей весной, изменили некоторые наиболее драконовские элементы Клятвы, потребовав, по крайней мере, суда над обвиняемыми. Однако в