Инженер Вольский, герой пьесы А. В. Шестакова «Спецы», заключает: «Все под Богом и под Чекой Ивановной ходим» (Шестаков А. В. Кружок драматургов. «Рев. Сценопись». № 2).

Вскоре юмор сменился сарказмом, а затем и постоянным ощущением липкого страха перед обыском, арестом или административной высылкой, нередко вполне законной. Так, Иван Васильевич Страхов — персонаж комедии В. В. Шкваркина «Вокруг света на самом себе» — сообщал зрителю: «Я дома контрреволюцию совершил. Такие слова произнёс, что за каждую букву высшая мера полагается».

Надо признаться, что из многих драматургов опасные пассажи, как например, диалог арестантов, содержащихся в тюрьме, из пьесы «Вредный элемент» могли себе позволить буквально единицы, например признанный «король» комедии Василий Шкваркин:

«Администратор. Какую же статью к нам могут применить?

Столбик. „Статью? Кодекс? Законы?“… Судья смотрит на вас и говорит: „10 лет!“ Смотрит на вас: „5 лет!“ А если у вас совершенно честное лицо, ну тогда всего на 3 года».

Герои комедии попадают в милицейскую облаву в казино, и их высылают из Москвы как «социально вредный элемент»:

«[Аферист] Столбик. В Нарымский край!.. Ведь там всякая география кончается!

[Нэпман] Наважин. Соловки… конечно, Россия — страна неограниченных возможностей, но такого свинства я даже от неё не ожидал.

Крупье. <… > а что хуже: Нарым или Соловки?

Столбик. Я вас информирую… Что такое Нарым? Большая неприятность и перемена климата. Но если у вас есть средства, Нарым — это золотое дно: вы поворачиваетесь лицом к деревне и скупаете меха; затем поворачиваетесь лицом к городу и отправляете меха в Москву.

Наважин. А Соловки?

Столбик. Соловки? Там не то что коммерсант, там даже солнце не делает никаких оборотов!»

В пьесе В. Ардова и Л. Никулина с говорящим названием «Статья 114-я Уголовного кодекса»[90] нэпман по фамилии Магазаник выслан из столицы. О причине его принудительного удаления из Москвы в тексте ничего не говорится, но зрителю и так всё понятно. Сама же административная ссылка принимается и героем, и окружающими его персонажами как данность.

В комедии Дмитрия Чижевского «Сусанна Борисовна» действует некий персонаж, которому другая героиня отказывает во взаимности. В отместку он грозит перестать платить за комнату, в которой она живёт. Женщина пугается:

«Я же погибну. Разве вы этого не понимаете? Всё раскроется, и я могу в Гепеу попасть, в чёрный автомобиль…»

Неизменным элементом сценической фабулы становятся бдительные граждане.

Персонаж пьесы Майской «Случай, законом не предвиденный», интеллигентный коммерсант Дмитрий, возмущался: «Родственники — домашнее ГПУ (…) Что, подслушивают? Я — легальный человек. Говорю с легальным человеком. Делаю легальное дело. Пусть подслушивают». По сюжету драмы брат предпринимателя Павел отправляется на Лубянку, но, обнаружив за собой слежку, возвращается домой. Его дочь, комсомолка Тата, пытается дозвониться в ГПУ, но номер «горячей линии» постоянно занят — не одна она такая сознательная.

Герой пьесы А. Копкова «Слон» деревенский парень Митя в разговоре с отцом тревожился: «С тобой, папаша, наверняка в Соловки засыплешься». Его беспокойство связано с тем, что тот, по сюжету пьесы, благодаря вещему сну нашёл фигуру золотого слона в старом колодце.

Персонаж комедии А. Воиновой (Сант-Элли) «Золотое дно», ухаживая за дамой, признается: «Конкретно, так сказать, я стою на советской платформе, а вот мысленно <…> иной раз так далеко залетаешь, даже самому страшно становится! Ну что ж, над мыслями не волен человек!»

В пьесе Ю. Олеши «Список благодеяний», посвящённой жизни русских эмигрантов во Франции, по мнению драматурга — исключительно неустроенной и бестолковой, активно действуют сотрудники ИНО ОГПУ с одинаковой, судя по всему для конспирации, фамилией Федотов.

По её ходу одна из героинь — актриса Лёля Гончарова — собирается в заграничную поездку, но её сосед по коммунальной квартире Баронский посчитал, что таких, как она, выпускать из СССР не следует:

«Баронский. Вы никуда не уедете. Я всё расскажу, и вас не выпустят. <…> Нужно наказывать таких, как вы. <…> Я говорю, что я Гепеу вызываю…».

Другой персонаж — сотрудник советского полпредства в Париже Лахтин — терпеливо объясняет всё той же Гончаровой (она всё-таки уехала), в чём её вина перед советской властью: «Я верю, что дневник у вас украли и без вашего ведома напечатали. Но если [бы] его не было, то его нельзя было бы украсть. Ваше преступление в том, что вы тайно ненавидели нас…» (Ю. Олеша. Пьеса. Список благодеяний)

В поздней редакции произведения оставшаяся в Париже Лёля унижена и оскорблена, и, естественно, погибает.

После премьеры А. П. Селивановский на страницах «Литературной газеты», где он был главным редактором, клеймит драматурга изо всех сил в «Открытом письме Ю. Олеше», задаёт ему риторический вопрос: «С кем же вы, Олеша?», который мог довести автора до вполне конкретного срока.

Примерно через месяц после премьеры «Списка благодеяний» на сцене театра Мейерхольда, 8 июля 1931 года, появляется рецензия на пьесу популярного критика Эммануила Бескина, в которой тот писал: «Олеша завершает в социально-эпигонствующих, хоть и ярких по выразительности формах исторический путь оскудевающего интеллигента после народнического периода. Самым характерным для этой интеллигенции была ее раздвоенность, гамлетизм. Проклятое „быть или не быть“ — куда, с кем. С одной стороны, традиционно-либеральный „бунт“ против древнерусской силы, гнетущей „свободу“ и „разум“, с другой — боязнь оскала классовых зубов пролетариата, всякий раз, когда он выступал как историческая сила и ломал рационалистически-розовые схемы этой самой интеллигенции» (Бескин Эм. О флейте Олеши и нетленных мощах Гамлета // Советское искусство. 1931. 8 июля. № 35 (107). С. 3). С критиком не согласиться трудно — пьеса вскоре была запрещена.

Об арестах или высылке в СЛОН в драматических произведениях говорили как бы между прочим. Часто оставалось до конца неясным, за что, собственно, был репрессирован тот или иной сценический персонаж. Так, попадает под арест Георгий Богородский из пьесы К. А. Тренёва «Жена», которого, правда, вскоре выпускают из СИЗО. Сослан на Соловки кулак-расхититель из трагифарса А. Афиногенова «Гляди в оба!», изобличённый бдительным пионером.

В пьесе Бориса Ромашова «Бойцы» по доносу военспеца Ленчицкого арестовывают его дальнего родственника и бывшего сослуживца Базаева, прибывшего в СССР из-за границы для преподавательской работы. Жена Базаева, Елена Андреевна, приходит за помощью и объяснением причин ареста к командиру корпуса Гулину, своему старинному другу, некогда в неё влюбленному:

«Гулин: Ваш муж, мне передавали, рискованными поручениями занимался или хотел заняться. <…> Советую и вам, голубушка, в это дело не мешаться».

Арест становится рядовым явлением повседневной жизни для абсолютного большинства людей вне зависимости от их места во властной иерархии.

В той же пьесе А. Афиногенова «Ложь» одна из героинь утешает своего брата: «Ты, Витя, не горюй… Вон одного нашего