– Ух ты, блин, кровищи-то натекло! – заметил Витек. – Незря, видно, эти из "мерседеса". Следы прятали.

Он подхватил мешок и бросил в тлеющий мусор. Пламя охватилоего, раздалось шипение – это испарялась несвернувшаяся кровь…

– Черепушку бы туда еще подбросить, – мечтательно проговорилФедя. – Как улику. А куда голову Пельменя дели?

– Я бы твою голову подбросил, если бы она у тебя была, –огрызнулся Витек. – Садись, поехали.

Они занесли раненого на заднее сиденье, Федя сел с нимрядом, а Витек занял место впереди, рядом со Степанычем. Машина укатила.

На земле, не замеченные друзьями, остались лежать связкипредвыборных плакатов, выброшенные на свалку за ненадобностью. На однихулыбающийся Александр Белов предлагал избирателям отдать голос именно за него.На других, с надписью "Криминал рвется к власти", он же целился вэлекторат из пистолета. Чуть поодаль валялись плакаты его соперника, кандидатав депутаты Владимира Каверина.

В советские времена Степаныч – персональный пенсионерАрсений Степанович Власов – руководил небольшим заводиком по производствупластмассовых игрушек. В отличие от остальных обитателей свалки, у Степанычаосталась московская прописка. На пенсию его выгнали в разгар перестройки, чтобыосвободить место для прогрессивного заместителя. К слову сказать, заместительсвой завод быстро обанкротил и положил в карман кругленькую сумму.

Не утративший энергии Степаныч тем временем пустился вэкономические авантюры. В результате очередного неудачного капиталовложения онпотерял квартиру, но умудрился сохранить комнату в коммуналке и раритетнуювазовскую "копейку" итальянской сборки. В поселке он был кем-то вроденеофициального старосты. Федя в шутку называл его иногда Бурмистром Власовым,но кличка не прижилась. Благодаря машине он мог возить на продажу в городпросроченную колбасу и другие продукты, которые производители и продавцы вынужденыбыли вывозить на свалку. У Степаныча были постоянные оптовые покупатели.

Своим товарищам "травиться бракованной дрянью"Степаныч не разрешал и привозил им продукты, купленные на рынках и в магазинах.Правда, очень часто привезенные им продукты ничем не отличались от тех, что онперед этим вывез со свалки. Будучи человеком с пропиской и деньгами, он мог имилицию вызвать. Местный участковый не то чтобы был у него на содержании, нонекоторую ежемесячную добавку к мизерному жалованию получал.

Степаныч был строг, но справедлив, и поддерживал в поселкевидимость порядка. С ним считались. Пьяным за руль он никогда не садился. Заэто его так же уважали все, кроме Витька. Тот не признавал никаких авторитетов,обзывал Степаныча номенклатурщиком и бюрократом. Бывший директор терпел, потомучто Витек напоминал ему погибшего в Афганистане сына…

"Копейка" проехала с километр и остановилась угрубо сколоченных сараев и бытовок возле заброшенной стройки. С лучших временнеплохо сохранились фундаменты и несколько метров кладки над ними. Захватившиебытовки бомжи и нелегалы с юмором окрестили свой поселок Карфагеном.

Пока Степаныч ставил машину в гараж, Федя с Витьком затащилираненого в самый большой из домов поселка. Здесь жил и практиковал местныйэскулап – Доктор Ватсон. Сейчас его не было на месте. Друзья положили ношу натопчан и в растерянности переглянулись…

– Побудь с ним, я доктора поищу! – крикнул Федя Витьку,выбегая на улицу.

Витек осмотрел комнату. В ней размещался импровизированныймедпункт. Он не часто бывал здесь. Большую часть помещения занимал солидныйстол, знававший и лучшие времена. Когда-то вокруг него, должно быть, собиралосьбольшое семейство. Теперь же он стоял, как оскверненный памятник былогоблагополучия, залитый портвейном, изрезанный ножами, покрытый неприличныминадписями. В углу, рядом металлическим шкафом, белела газовая плита,подключенная к большому красному баллону.

Витек тщательно исследовал все потайные места, где Доктормог прятать спирт. Ибо какой же доктор без спирта, это понятия неразделимые,как сиамские близнецы…

В стеклянном медицинском шкафчике он обнаружил пачкубезопасных лезвий для бри-

тья. Ими Доктор Ватсон вскрывал нарывы и делал прочиенесложные хирургические операции. Здесь же лежали длинные узкие плоскогубцы,которыми Доктор, за неимением лучшего, удалял в случае необходимости больныезубы. Верхние полки шкафа были завалены просроченными таблетками, нижние –использованными шприцами.

Наконец Витек пришел к неутешительному выводу. Спирт идругие виды кайфа могли находиться только в тяжелом, толстостенном несгораемомшкафу. Его приволокли со свалки специально для Доктора. Витек подергал ручкуимпровизированного сейфа, но она не поддалась. Тогда он попробовал качнутьмассивный шкаф плечом. С тем же результатом, то есть, с нулевым. "Безфомки или лома не обойтись", – подумал Витек, но перейти ко второй фазеисследований не успел: на улице послышались торопливые шаги и голоса Феди иДоктора.

Он отскочил от сейфа и метнулся к противоположной стене,обклеенной вместо обоев плакатами вперемежку с вырезками из журналов. И вцентре этого коллажа Витек с удивлением узрел лицо их раненого. Того самого,что сейчас лежал на топчане без сознания…

Федя чуть ли не силой загнал Доктора в его апартаменты. Тотшел явно неохотно.

– Ну и что? Ну, подстреленный. А что я с ним буду делать? –вяло отбивался он от Феди. – Какого хрена вы вообще его сюда притащили?

Это пренебрежение к человеческой жизни страшно возмутилоВитька.

– А что, значит, пусть доходит? – крикнул он, – Давай, Док,напрягись… Ты Гиппократ или кто?.. Человека спасать надо!

Доктор, похожий на Розенбаума усатый дылда с голым, какГолгофа, черепом, бросил на раненого быстрый взгляд. Заслонив собой сейф, ондостал из кармана ключи и открыл его. На свет божий были извлечены лоток длякипячения инструмента, какие-то скальпели, шприцы и хитрые зажимы. Лоток Докторнаполнил минералкой из пластиковой бутыли и тут же поставил его на газовуюгорелку.

– Ну хорошо, – сказал он раздраженно. – Я посмотрю, что тутможно сделать. А сейчас марш отсюда оба.

И он бесцеремонно вытолкал обоих спасателей из"операционной".

Они присели на крыльце, закурили. Через некоторое время кним подошел Степаныч.

– Ну, как там наш больной? – спросил он. – Не загнулся еще?

Витек начертил в воздухе беломориной непонятную загогулину: