— Почему?..

Сэм мучительно пытался вспомнить, как это будетпо-французски.

— ..Pourquoi?

Он вдруг в страхе посмотрел на ее пальцы. Может, оназамужем? Может, ее супруг очень ревнив? Но кольца на безымянном пальце не было.Она выглядела очень молодо, хотя, конечно, в это военное время могла бытьвдовой.

— Parce que…

Она говорила медленно, чтобы американец понял, хотя неслишком на это надеялась.

— ..Je ne veux pas.

— Она говорит, что не хочет, — шепнул Артур.

— Почему?..

Сэм, похоже, обиделся:

— ..Мы же хорошие ребята. Только ленч… еда… Он сноважестами изобразил прием пищи.

— ..кафе… о'кей?.. Пять минут?..

Сэм поднял вверх растопыренную пятерню.

— ..О'кей?

Он поднял руки вверх, демонстрируя беззащитность имиролюбие, но девушка снова отрицательно покачала головой. Было ясно, что ейвсе это надоело: и приставания солдат, и чужеземцы, хозяйничающие на ее родине.

— Нет немцы… Нет американцы… Нет… Нет кафе… Нет…

Сэм молитвенно сложил руки, и казалось, он вот-вотрасплачется. То, что она не ушла, а осталась стоять и слушать его — это ужебыло кое-что. Он показал на себя, а потом на Артура:

— Северная Африка… Италия… Теперь Франция… — И языкомжестов попытался изобразить стрельбу и ранение Артура в руку. Затем сновавзмолился:

— Одна чашка кофе… пять минут… пожалуйста…

Она опять покачала головой, но на этот раз почти ссожалением:

— Non…je regrette…

И, отвернувшись, быстро пошла прочь. Друзья глядели ейвслед. Даже Сэм не стал на этот раз ее преследовать, понимая, что это не имелосмысла. Но когда Артур собрался уходить, Сэм не двинулся с места.

— Пошли, старик, она ушла и не желает нас видеть.

— Меня это не волнует… — ответил Сэм, словноразочарованный школьник. — Может, она передумает, когда вернется.

— И разница будет только в том, что на этот раз онаприведет с собой папашу и семерых братьев, которые повыбивают нам зубы. Онасказала нам «нет», причем совершенно серьезно, так что давай не терять зрявремени. В Париже полно женщин, горящих желанием продемонстрировать своюблагодарность героическим освободителям.

— Ну и черт с ними… — Сэм был невозмутим. — Онимне даром не нужны… А она особенная.

— Ты прав, черт подери, она действительно особеннаядевушка.

Артур наконец в самом деле разозлился.

— Она сказала, чтобы мы шли куда подальше. И лично янамерен последовать ее совету, как бы ни были красивы ее ноги. Ты идешь илинет?

Сэм на мгновение замешкался, не зная, на что решиться, апотом с явным сожалением поплелся за другом. Однако куда бы они ни пошли в этотдень, все его мысли были только о рыжеволосой зеленоглазой девушке с рюд'Арколь. В ней было что-то незабываемое, и после ужина он, оставив Артура застолом с тремя подругами, тихо выскользнул из ресторанчика, намереваясьпрогуляться по улице, на которой она жила, просто чтобы быть к ней поближе.

Сэм понимал, что поступает глупо, но ничего не мог с собойподелать. Он хотел увидеть ее еще раз, пусть даже издалека. Дело было не тольков ее внешности, но еще в чем-то, чего Сэм не мог конкретно выразить или понять,как не мог противостоять желанию познакомиться с ней или хотя бы повидать…

Он зашел в небольшое кафе напротив ее дома, заказал чашкукофе, который все здесь пили без молока и сахара, и сел за столик, не спускаяглаз с ее подъезда.

К своему изумлению, Сэм вскоре действительно увидел еешедшей по тротуару все с той же сеткой, заполненной книгами. Она медленноподнялась по ступенькам крыльца, поискала в кошельке ключ, обернулась черезплечо, словно желая убедиться, что никто ее не преследует.

Сэм вскочил, высыпал на столик горсть монет и бросился к нейчерез улицу. Девушка ошеломленно глядела на него, и казалось, что она сейчасубежит, но она взяла себя в руки. В оккупированном Париже ей приходилось иметьдело с гораздо худшими типами. На этот раз в ее взгляде было меньше гнева, абольше обычной усталости.

— Бонжур, мадемуазель, — произнес Сэм робко.Незнакомка покачала головой с видом матери, укоряющей сына-школьника.

— Pourquoi vous me poursuivez?

Сэм не имел понятия, что она сказала, и Артура не было подрукой, но оказалось, что она больше знает по-английски, чем он поначалу думал.Своим низким, с хрипотцой голосом девушка повторила:

— Почему ты это делаешь?

— Я хочу с тобой поговорить, — мягко ответил Сэм,мучительно желая погладить ее изящные плечи, слегка вздрагивавшие от вечернейпрохлады. На ней было только старенькое синее платье.

Она указала взмахом руки на толпу прохожих, будто предлагаяих вместо себя.

— В Париже много девушки… рады говорить с американцы… —Ее взгляд стал жестче. — Рады говорить с германцы, рады говорить самериканцы…

Сэм ее понял:

— А ты говоришь только с французами? Она улыбнулась ипожала плечами:

— Французы тоже говорят с германцы… американцы… Ейхотелось объяснить ему, как Франция предала саму себя, но она слишком плоховладела английским, да и вообще не собиралась вступать в разговор с незнакомыммужчиной.

— Как тебя зовут? Меня Сэм.

Она замешкалась в нерешительности, думая, что ему этосовершенно не нужно знать, а потом пожала плечами и безразличным тономпроизнесла:

— Соланж Бертран.

Но руку Сэму не протянула, только равнодушно спросила:

— Все?

Сэм показал на кафе напротив:

— Одна чашка кофе, и я уйду. Пожалуйста! Он думал, чтосейчас она снова разгневается. Но Соланж впервые заколебалась:

— Je suis tres fatigue.

Она указала на книги. Сэм знал, что учебные заведения вПариже закрыты, и поэтому удивленно спросил:

— Ты студентка?

— Я учу… дома маленький мальчик… очень больной… Сэмкивнул. Он не сомневался ни на минуту, что такая девушка, как Соланж,преисполнена благородства.

— Ты не голодна?

Соланж, видно, не поняла, и Сэм снова прибег к языку жестов.На этот раз она рассмеялась, и от ее искренней улыбки сердце Сэма ушло в пятки.

— D'accord… d'accord…

Она подняла руку с растопыренными пальцами.

— Cinq minutes… пять минута!

— Тебе придется пить быстро, а кофе у них оченьгорячий…